Целуй меня (ЛП)

Я бросаю на него гневный взгляд.

— Мать твою, не нужно меня просить…

Он приглаживает волосы и проводит ладонью по лицу.

— Это не останется без последствий. Если ты переступишь эту черту, обратной дороги не будет, — Джио пытается убедить меня и переводит взгляд на стоящую перед нами женщину. Она отворачивается, обнимает сына и плачет.

— На войне всегда есть потери, Джио. Пока я не верну Уну, война будет продолжаться, — подняв пистолет, я нажимаю на курок и стреляю мальчишке в голову. Женщина кричит, но мой второй выстрел заставляет ее замолчать. Мать и сын падают на пол, и под ними начинает растекаться лужа крови.

Я убираю пистолет в кобуру, разворачиваюсь и выхожу, ожидая, что в сердце возникнет хотя бы слабое чувство вины. Но не чувствую ничего. Видимо, я ничем не лучше Николая. Но мне плевать.

Глава 24

Неро

Десять дней. Десять дней со дня отъезда Уны и семь дней безжалостных убийств русских женщин и детей. Чужая кровь должна была лечь на сердце тяжким грузом, но этого и близко нет. Чезаре умолял меня остановиться. Для принятия радикальных решений у него кишка тонка, ведь он считает, что все можно решить вежливым разговором. Но факт остается фактом — линию фронта очерчивают кровью.

С помощью Рафаэля мне удалось сорвать «Братве» поставки оружия и наркотиков. Русские очень скоро начнут нуждаться в деньгах, и в рядах «Братвы» начнется разброд. Совершенно очевидно, что жизнь одной женщины и одного ребенка не стоят анархии в рядах организации. Остатки «Братвы» здесь, в Нью-Йорке, пожинают плоды моего гнева. Но и они отступают, бегут в Россию, потому что младший босс итальянской мафии объявил русским войну.

У Николая нет слабостей. Уна для него — навязчивая идея, поэтому он никогда от нее не откажется. Если кто и может повлиять на Николая, так это остальные члены «Братвы», и вот на них-то сейчас я делаю упор.

Я подношу к губам стакан с виски, одним глотком выпиваю обжигающую жидкость и наливаю еще. Сейчас два часа ночи, но мне не спится, я просто сижу за столом, уставившись на экран ноутбука, точнее на маленькую красную точку на карте. Маячок Уны. За последние девять дней она не покидала пределов одного помещения на базе Николая. Он держит ее взаперти? Или «жучок» обнаружен? Что если она мертва? Я сжимаю кулаки. Нет. Не может быть.

Я собираюсь сделать очередной глоток, и тут мой телефон издает звуковой сигнал. Нахмурившись, я смотрю на дисплей и вижу, что мигает индикатор сработавшей сигнализации. Проникновение через пожарную дверь. Мои губы медленно растягиваются в улыбке, потому что я точно знаю — Николай, наконец, получил мое сообщение. Кроме меня в квартире никого. Джио собирался здесь остаться, но я отправил его в Хэмптон, потому что его нытье стало невыносимым. В вестибюле есть пара моих людей, еще двое в гараже, и на этом все. Уны здесь больше нет, защищать некого, и я распустил всех по домам.

Я открываю ящик стола, достаю пистолет сорок пятого калибра, который всегда держу там, проверяю обойму и с громким щелчком загоняю ее на место. В нагрудной кобуре еще один — сорокового калибра. Если этого окажется недостаточно, то я в полном дерьме.

Выключив настольную лампу, я погружаю кабинет во тьму. Глаза постепенно приспосабливаются к ней. В отблесках уличных огней вполне различима дверь. Я прижимаюсь спиной к стене рядом с ней и жду. Ничего не слышно. Хотя если здесь бойцы «Элиты», то я и не должен слышать. Наконец, дверная ручка медленно опускается. Я чувствую выброс адреналина в кровь, и мой пульс учащается.

Дверь приоткрывается, и я в ту же секунду стреляю в образовавшуюся щель. Глухой стук упавшего на пол тела. Если их несколько, то эффекта неожиданности я лишился.

Выглянув за дверь, я ощупываю глазами пространство, пытаясь заметить хоть какое-то движение. Что-то касается моей ноги, и я, резко опустив пистолет вниз, обнаруживаю Зевса, незаметного в темноте благодаря гладкой черной шерсти.

На верхней ступеньке мелькает тень, я мгновенно стреляю и даже успеваю посмотреть, попал ли, когда в вестибюле слышится звук шагов. Приказываю Зевсу оставаться на месте и без промедления направляюсь в сторону вестибюля. Ярость, засевшая внутри, готова выплеснуться наружу. Эти ублюдки забрали у меня Уну, а теперь проникли в мой дом. Что-то словно обожгло мое ухо — мимо просвистела пуля. Я останавливаюсь у входа в кухню, с которого отлично просматривается холл. Мои годами тренированные рефлексы включаются самостоятельно. Два выстрела — два упавших тела. Каждая моя мышца напряжена до боли, дыхание превращается в чередование коротких вдохов и выдохов. Быстрым движением огибаю угол, и передо мной возникает мужская фигура. Мы одновременно поднимаем пистолеты и застываем на месте.

— Неро, — приветствует меня знакомый голос.

— Саша.

Он ничего не отвечает.

— Мне следовало догадаться. Я говорил ей, что тебе нельзя доверять.

— Не надо говорить мне об Уне. Это ты погубил ее, — голос его звучит бесстрастно.

Я делаю шаг вперед и вижу, как его палец ложится на курок пистолета.