— Замолчи, Лер. Что ты творишь? Кому нужно это шоу? — зарычал я. Динара подняла руку, призывая меня к молчанию, и повернулась к Валерии всем корпусом.
— Какое условие, Лера? — спросила она. Я обессилено простонал, и выругался вслух.
— Простое — для меня. Приемлемое — для него. И неприятное — для тебя. Он женится на мне и получает оба издательства на блюдечке с золотой каемочкой, или остается с тобой, в этой глуши, ни с чем. Ну, почти ни с чем. Я больше, чем уверена, что с его-то размахом, он успел промотать все деньги, которые накопил за годы своих несчастливых браков. Я права, милый?
— Заткнись. — рявкнул я, понимая, как бесполезен мой гнев. Лера уже сделала контрольный выстрел, который достиг цели. Дина снова застыла, прижав к губам дрожащие пальцы. Она больше не скрывала своего состояния. И кто бы смог…. Я хотел утешить ее, объяснить, но слова не всегда способны помочь. Особенно, если самое главное уже сказано.
— Она имеет права знать, Влад. — с укоризной произнесла Тихомирова. — Дина — не какое-то обездушенное домашнее животное.
Но Динара похоже больше не слушала ее. Она смотрела на мня огромными, полными затаенной боли и горечи глазами.
— Ты сказал, что должен подумать. — прошелестели ее пересохшие губы. — Боже мой, ты собирался подумать.
— Конечно, собирался. — вмешалась неугомонная Валерия. — И даже аванс взял. Натурой, так сказать.
Дина вздрогнула, как от удара, и отшатнулась назад. Теперь в распахнутых глазах светилось только отвращение и ярость.
— Я вижу, что мы поняли друг друга. — оценив состояние Динары, удовлетворенно заметила Лера. Она перевела на меня взгляд, холодный и стеклянный, как у форфоровой куклы. — Я остановилась «Ринг Премьер Отеле». Позвонишь, когда будешь готов ехать. Чао, милый. — послав мне воздушный поцелуй, Валерия триумфально удалилась. А я смотрел ей вслед и думал, что еще ни одна женщина не ненавидела меня больше, чем эта. Даже заклятый враг не смог бы ударить больнее. Она забрала у меня все, что я любил. А думала, что дарит целый мир. На блюдечке с золотой каемочкой….
— Дина… — я обернулся и позвал ту, что была единственным лучом света в моей погрязшей в интригах, пропитой, прокуренной и растраченной на сомнительные удовольствия жизни. Единственной надеждой сохранить остатки души.
— Тебе нужно собрать вещи. Я помогу. — сказала она.
И я не посмел сказать что-то еще. Никакие оправдания не смогут изменить принятого Динарой решения. Я слишком хорошо успел изучить ее. Она тоже не смогла измениться, никогда бы не смогла. Твердые несгибаемые принципы. На этот раз она меня не простит. Никогда не простит. Все кончено. Я потерял свой билет в рай. Я возвращаюсь туда, где никому не нужна душа.
Иногда первое впечатление оказывается обманчивым.
Мы учимся смотреть иначе, с другой стороны и приспосабливаемся в изменениям и недостаткам. Или отвергаем и идем дальше. Никто не знает, где прячется тонкая грань дозволенного, что мы способны принять, как долго готовы прощать, и какой частью души и сердца должны пожертвовать, чтобы уберечь то, что нам кажется ценным и незаменимым. И только разочарование способно разрушить плен искусственных чар. Неподкупный свет истин срывает покрывало заблуждений, чтобы показать настоящее лицо, ради которого мы так много теряли, получая в ответ лишь иллюзорную мечту и боль.
Иногда первое впечатление оказывается обманчивым.
Иногда сильные мужчины оказываются слабыми. Иногда их, вообще, сложно присвоить громкое звание «сильный пол». Но, чтобы придти к этому, предстоит сложный путь. И, наверно, именно он и называется «жизнь».
— Не дай вам Бог, девочки, встретить на пути такого человека, как Влад Орлов. — сказала бы Динара Измайлова, мудро улыбаясь. Но попробуйте спросить ее, готова ли она вернутся в тот день, когда все началось, и никогда не познакомиться с Владом Орловым. Динара не будет долго думать. Ее ответ будет простым и быстрым.
— Нет. Ведь у меня теперь есть Кирилл. А больше ничего не надо.
Эпилог.
«Затем Время остановилось. Да, это слепое медлительное существо перестало и ползти. И как только замерло Время, страшные мысли стремительно побежали вперед, вытащили жуткое будущее из его могилы и показали Дориану. А он смотрел, смотрел во все глаза, окаменев от ужаса.»
Я не помню, как сел в самолет. Наверно, Лера попросила кого-то помочь провести меня по трапу и усадить в кресло. Понятия не имею, как прошел регистрацию.
Я уже полгода пьян. Беспробудно и безнадежно пьян. И как сказал мой добрый доктор: Еще год такой жизни, и я труп. Тоже мне испугал! Что значит физическая смерть, если морально и духовно я давно умер?
— Ты, как, не тошнит? — заботливо спрашивает Лера, ощупывая мой лоб. — Какой холодный. Ты принимал что-то?