Целое лето

— На рожон не лезьте, — сказал Степан Григорьевич. — Всё и издали можно рассмотреть и понять. А близко не подходите. Она хоть и не случится, подсадка эта, да всё равно приятного мало…

— Приятного мало, — сказал задумчиво Глеб, — а полезного — под крышечку.

— Это потому что ты его взять смог, — сказал Степан Григорьевич. — А взять смог потому, что готов был. А когда неожиданно — это как зюзей с песком по темечку. И тоже раз на раз не приходится. Кто-то встал и отряхнулся, а кто-то, бывало, и без сознания по два часа лежал. А кто-то и вовсе не очнулся — случалось такое, говорят… Так что вот.

И тут разом зазвонили все телефоны.

— Да, пап, — сказал Суслик. — Что? Нет, не дома. С Вохой. Ну, просто так, а что? Прямо сейчас?

— Что? — сказал Воха. — Ага. Понял. Да, сейчас приду. Ага…

— Да, мам, — сказала Аня. — Со Стаськой, как обычно. Нет, всё нормально. Лучше вечером. Да не переживай…

— Нет, мам, — сказала Стася. — Просто связь барахлит. Что? Я тебя не слышу…

— Что? Кто? — спросил Глеб. — А, Андраник Григорович, здравствуйте. Связи не было… что? Когда? Да, я немедленно…

В ушах зазвенело. Он медленно встал. И Воха тоже встал.

— Я искать потом буду, — сказал Воха. — Отца замели. Говорят, убил кого-то…

— Не может быть! — почти крикнула Аня.

— Ты его не видела просто, — сказал Воха. — Кровищи… Так я пока пойду. Разберусь, а там…

— Конечно, — сказал Степан Григорьевич.

— Я тоже пойду, — сказал Глеб. — Бабушка умерла. Свет вырубился, а у них там генератор забарахлил… ну и всё.

— Хочешь, я с тобой? — спросила Стася.

— Я хочу, но лучше не надо, — сказал Глеб. — Ты «посредник» ищи, это важнее. Это самое важное сейчас.

— А меня отец дёргает, — сказал Суслик. — Говорит, что-то срочное. Я сбегаю узнаю, а потом…

— Остаёмся мы две разведчицы, — сказала Аня. — Белка и Стрелка. Можно ещё Сисина подключить.

— Что за Сисин? — насторожился Степан Григорьевич.

— Нашего тренера сын. В седьмом классе учится. Но башковитый… Его бы с вами познакомить — обоим интересно было бы. Привести?

— Потом. Хотя… Нет, всё равно потом. И не надо привлекать.

— Почему? Он правда башковитый.

— Не надо. Прошу. Долго объяснять…

— Ну, как скажете.

— Если ничего не найдёте за день, приходите, когда стемнеет, — сказал Степан Григорьевич. — Будем думать вместе. И приходите не все сразу, а как бы поодиночке.

— Договорились, — сказал Глеб. — Я в больницу, а потом — искать. На связи.

— На связи, — сказала Стася.

И тут кто-то позвонил в дверь.

— Спокойно, — сказал Степан Григорьевич. — Я посмотрю…

У него и правда была камера над входной дверью. Мониторчик, конечно, оставлял желать лучшего… в общем, ни черта не понять. Наверное, Степан Григорьевич просто привык.

Глеб, держа в кармане руку на «посреднике», двинулся вслед за ним.

— Сизов! — голос, хоть и приглушённый толстым металлом, не узнать было невозможно. — Открывай, Бледная Мощь!

— Машка? — не поверил Степан Григорьевич. — Ты, что ли?

— Я!

— Ты одна?

— Одна.

Он приоткрыл дверь. Маша вошла. Окинула взглядом всех, скопившихся в коридоре.

— Ну, здравствуйте! — сказала она чрезмерно весело. — Я — мать вот этого охломона. А вы?..

— Мам, — сказал Глеб. — Тут такое дело… Бабушка умерла. Только что позвонили… Пойдём, а?

Маша ахнула и прижала ладонь к губам.

— Ты это… заходи вообще-то, — сказал Степан Григорьевич. — Раз не сейчас, то потом. Надо бы обсудить… ну…

Маша кивнула. Теперь глаза её были испуганные.

— Я зайду, — выдавила она и быстро вышла.

Глеб устремился за ней.

— Что он вам говорил? — спросила Маша, не оборачиваясь.

— Много чего, — сказал Глеб. — Чего ты не говорила.

— Понятно. Значит, так: едем в больницу, там всё решаем, и потом надо постараться просочиться из города, завтра будет уже поздно.

— Что значит — просочиться?

— Город закрыт. Оцеплен. Выезда нет. Но я не думаю, что они сегодня успеют заткнуть все щели…

— Слушай. Я не… не побегу. А как же остальные?

— Ты не понимаешь, — сказала Маша. — А я не знаю, как объяснить. В общем, тебя нужно отсюда вытащить — кровь из носу. Даже не потому, что ты мой… наш… Нет, и это тоже, но…

— Мам, перестань. Некрасиво.

— Наплевать. Ты уже, наверное, много знаешь, отец говорил…

— Ты его видела?

— Видела, видела. Так вот, тебе и Сизов, наверное, кое-что объяснил, и сам ты до многого докопался. Но одной вещи ты не знаешь: почему мы тебя должны беречь, как не знаю что…

— Так почему?

— Потому что ты, скорее всего — последняя надежда Земли…

Первыми захваченными оказались водитель автобуса Миронов Дмитрий Анатольевич по прозвищу Лётчик (за присказку «Ну, полетели!») и дворник-киргиз Тариэль Жапаров. Лётчик торопился в гараж, дворник подметал тротуар. Они встретились перед памятником Неизвестным пионерам; дворник ещё успел увидеть, что лицевая часть постамента разбита вдребезги, и обломки фальшивого гранита валяются на приличном удалении — как будто по памятнику саданули из пушки. Он покачал головой, перехватил метлу — и тут его словно ударили в лицо чем-то мягким, но очень тяжёлым…