Целительница

Поначалу Пятницкая не смогла увидеть мать как энергию, вернее то, что она увидела, было столь невероятным, что не подходило под описание человека. У Анастасии Георгиевны не было таких же чётких границ, как у тех людей, которых раньше приходилось смотреть Пятницкой. Границы были еле уловимы, они переходили и заходили на иные объекты как-то естественно, хотя это было совсем непривычно. Женщина была настолько органично вписана в общую картину мира, что порой мелькало ощущение, что её вовсе нет. И всё же приходилось констатировать факт, что Анастасия Георгиевна была, но не как отдельная единица. Поэтому очень чувствовалась её связь с Землёй, Солнцем и одновременно со всеми значимыми источниками силы. И если Виктории нужно было специально налаживать связь с той же Луной, чтоб взять у неё энергию, то матери этого не требовалось — энергия Луны всегда проходила через неё. Вика больше не могла вынести этого зрелища и перешла на простое зрение.

— Ты замечала, что, когда ты болела, ты очень быстро поправлялась, если я была рядом? Как сейчас, например. Ты уже совсем не шмыгаешь носом, и горло в порядке. Хотя у подъезда мы встретили тебя, промёрзшую до костей. Если бы ты не была посвящённой, я бы первая рассказала тебе о благотворности тёплой ванны. Но мы-то знаем, что в данном случае это не так. Как ты видела, я провожу чистую энергию — меня значительно больше на энергетическом плане по сравнению с моим физическим телом. Если кто-то попадает в моё энергетическое поле более чем на два-три часа — в зависимости от степени болезни, конечно, — он выздоравливает. И всё. Мне не нужно ничего специально делать.

— Как же разрешение? — с лёгкой обидой уточнила Виктория.

— Когда исцеление идёт на таком уровне, разрешение не нужно. Я оказываюсь надолго лишь там, где это необходимо. Люди не попадут в моё поле, если не должны в него попасть. Что важно — я только проводник энергии. В этом нет работы, тягости, радости, гордости или повода для разговоров. Это такая же данность, как и то, что мои глаза зелёные. Хорошо это или плохо, что они зелёные? — улыбнулась женщина, подмигивая. — Не то и не другое, — уже серьёзно резюмировала она. — Они просто зелёные.

— И этому я должна была научиться? — неуверенно уточнила Виктория.

— Достичь, — поправила её мать.

— А теперь? — спросила девушка, не понимая, хочет ли она действительно быть такой или нет.

— Я уже сказала, что тебе лучше делать теперь: не использовать свою силу.

— Никогда? — испугалась Пятницкая.

— Время покажет, — пожала плечами мать.

— А что если…

— Пожалуйста. Только нужно понимать, что тем самым ты становишься на тёмный путь и долг твой будет только расти, — слишком спокойно пояснила Анастасия Георгиевна.

— Пойду спать, — понуро ответила Виктория, поднимаясь. Она всем телом ощущала, что больше не в силах продолжать разговор. — А отец? — вдруг спросила она уже в дверях, словно опомнившись.

— Что отец? — по-доброму улыбнулась мама.

— Он тоже умеет исцелять?

— Нет, не практикует. Но чистоты сознания ему не занимать, всё-таки мы долгое время вместе, а такое просто так не проходит. Люди влияют друг на друга даже больше, чем им кажется.

— Понятно, — ответила Пятницкая и ушла в свою комнату.

Ничего ей не было понятно. Голова шла кругом, и слишком мешала жалость к себе: она липким сиропом разлилась в сознании, не давая адекватно воспринимать услышанное этим вечером. А ещё вспоминалось, как позорно ей пришлось уйти из квартиры Алексея, как он не стал её догонять, как не ответил, что чувствует к ней.

Очень хотелось плакать, но не получалось. Слёзы заменяла злость на мир, на судьбу, на мать, на Алексея и даже на отца, который хоть и не участвовал в разговоре, однако тоже всё знал о маме и молчал. Вика пыталась себе объяснить, что злиться неконструктивно, но какая-то часть её кричала в ответ, что это чушь, что она не нанималась всем и всё прощать.

Раздираемая противоречиями и расколотая надвое Виктория уснула лишь под утро.

Глава 5

Вика открыла глаза, удивляясь, что проснулась до будильника. Из-за занавесок проглядывало солнце, что тоже показалось странным: рядом с их домом стояла многоэтажка, и лучи никогда не проникали в её комнату раньше десяти утра.

— Чёрт, — вдруг сообразила Пятницкая и потянулась за мобильным телефоном, который обычно лежал рядом с подушкой. Его там не оказалось. — Чёрт! — выругалась она, наконец-таки вспомнив, что его украли вместе с сумкой.

«Вот они, последствия стремительного прогресса, — подумала Виктория. — Украли маленькую штучку, а без неё уже вся жизнь кувырком».

По будням будильник обычно был поставлен на семь утра, по выходным — отключён совсем. Пятницкая не помнила наизусть ни одного телефонного номера — ни рабочего городского, ни мобильного руководительницы, которую стоило бы предупредить, что она опаздывает. Вернее, уже опоздала.

— Чёрт! — снова вырвалось у неё. — Как стыдно! Как нелепо!