Целитель #10

— Ах, как же я ждал посланника! — он сморщился, качая головой. — Каждый божий день! Но он так и не явился. Не передал ключи… — хриплое рычанье исторглось из худой груди Уиллета-младшего. — Потому что отца убили! Вы убили, проклятые русские твари! Я даже знаю, из-за кого погиб отец! Тоже из-за русского — паршивого «яйцеголового», Микки Гарина! У-у! А ключей-то нет! Ни миллиардов под рукой, ни орды послушных чинуш! Кое-как я вывернулся, устроил по дешевке похищение Гарина, но тупые поляки словили какого-то генсека до кучи! Вроде как, прикрыть им истинную цель. А русские освободили их! О-о, как же я вас всех ненавижу! Мне что теперь, корчиться всю свою жизнь⁈ Как тому нищеброду, которому открыли тайну рождения! «Ах, ты у нас принц, сынок! Скоро затеем коронацию!» И вдруг — трах-тарарах! — всё обрывается, как недосмотренный сон! Ну, хоть тебя, русьё…

«Кольт» грохнул, раскалывая стоялый воздух, и тут же прошипел тихий выстрел из бесшумного пистолета. Фримен содрогнулся, пуча стекленеющие глаза, булькнул, хлюпая кровью, и повалился на ковер.

В гостиную скрадом шагнул Чак Призрак Медведя. Его медное лицо хранило обычную бесстрастность, а в опущенной руке чернела «Беретта» с глушителем.

— Как же я рад тебя видеть, чертов краснокожий! — расплылся в улыбке Степан, переходя на русский.

— Еле успел, — хмыкнул индеец. — Дурачина бледнолицый!

— Да он бы все равно не попал, — нервно захихикал Вакарчук, — патроны холостые! Проверял гаденыша «на вшивость»!

— Проверку не прошел, — скупо улыбнулся Гоустбир, скручивая глушак.

Понедельник, 12 мая. День

Первомайск, улица Киевская

Ускоритель оплывал тяжким гулом, а энергоприемники, окольцевавшие секцию ниже эмиттеров, тонко, пронзительно свистели, поглощая черенковское излучение.

Похлопав инжекционный диск по теплому, вибрирующему боку, я осторожно спустился вниз по крутым металлическим трапам. Киврин вчера чуть не навернулся, проехав задницей по дырчатым ступенькам.

В хронокамере «играла цветомузыка» — зеленые сполохи всех оттенков, от нежно-бериллового до малахитового и густо-изумрудного, растекались по прозрачным панелям, а из открытой дверцы техотсека несло озоном.

Тяжеленный «кубик» из бронзы быстро таял, вминая подставку. Весу в нем было килограмм пятьдесят, и хилые манипуляторы не справлялись — пришлось образец закатывать руками, вдвоем с Володькой.

Я досмотрел заброс до конца. Вот уже на рубчатой резине один лишь квадратный след остался — тахионный ветер унес глыбу металла без остатка.

Оттикало ровно две минуты, и «кубик» материализовался, прорастая в будущее сначала бугристым основанием, а затем вверх и в стороны разветвились блестящие фракталы, набухая бронзой, пока все выемки не затянулись золотистым сплавом.

Я шлепнул по красному «грибку», и низкое гудение перешло в высокий вой, угасая.

Хватит на сегодня. Куча приборов фиксировала перемещение, а скоростная СКС-1М целый фильм засняла.

Проявим, посмотрим увлекательное кино…

Скинув все записи в кофр, я потащил его в первый отдел, не забыв запереть лабораторию.

Привалов бдел на посту, смачно жуя пирожок. Уловив голодный блеск в моих глазах, особист сочувственно промычал:

— А ты к тете Вале зайди, она всех подкармливает…

— Зайду другим разом, — улыбнулся я. — Пока!

— Угу… До жавтра!

Кивнув Макарычу на проходной, я вышел на институтский двор. Запахи цветущей сирени и белой акации тотчас же завились вокруг, чаруя, лишая серьезных мыслей и снимая скучные табу.

Легкий бензиновый душок на улице помогал, как нашатырь при обмороке. Насмешливо фыркнув в адрес неуемных фантазий, я открыл дверцу «Ижика». Негромкий голос заставил меня вздрогнуть.

— Привет.

Я с изумлением узнал в незаметном прохожем себя. Своего дубля. Мишку Браилова.

— Привет! — растерянно вытолкнул я. — Вот это ничего себе…

Понятливо улыбнувшись, дубль глянул серьезно — и печально.

— Надо поговорить.

— Садись! — бросил я, плюхаясь за руль.

Браилов уселся рядом, и пикап тронулся, спускаясь по Киевской и сворачивая на улицу Парижской коммуны.

— Как там Ленка? — поинтересовался я, и не только из вежливости.

— На третьем месяце, — уголки губ Михи-2 дернулись вверх. — Период, когда очень хочется мандарин и шпротов одновременно, миновал. Да и тошнило умеренно…

У него на переносице залегла складочка, и я не стал растекаться. Вывел машину к Третьей мельнице, и загнал в тень великанской плакучей ивы.

— Узнаешь место?

— Хорошее место. Задумчивое!

Мы устроились на гладкой каменной глыбе, нагретой солнцем, подстелив развернутые газетки «Прибужский коммунар», чтобы не замарать новенькие джинсы, и первые минуты бездумно пялились на течение вод, что с мощным журчанием переваливали остатки старой, дореволюционной дамбы. Я не торопил Браилова, ибо знал, как себя. Без «как». Сейчас он выстраивал мысли по порядку…

— Лена в курсе, а вот ты — нет, — выговорил дубль. — Честно говоря, мне очень не хочется ворошить эту тему, но ты должен понимать причины… Мне всегда было нелегко просить кого-то об услуге, а уж тебя…