Целитель #02 - Союз нерушимый?

– А помог твой эликсир! – в изумлении задрав пышные брови, сказал Брежнев. – Это надо же, а? Ты не представляешь себе, Михал Андреич, каково это – ложишься усталый, разбитый, а заснуть – никак! Опять глотаешь это проклятущее лекарство – и как в черный колодец. А встанешь – и жизни не рад. Разваливаешься на ходу, говорить нормально и то не в силах, и муть эта, муть в голове! Порой весь день мучаюсь, не соображаю ничего, как в чаду весь, а под вечер снова в черноту… А тут… – он повертел головой. – Живой! Ах ты…

Михаил Андреевич вздохнул с облегчением – хоть не зря эликсир израсходовал.

– Только одно условие, – построжел он, – никаких лекарств! Так старец говорил.

– Это я тебе могу обещать! – засмеялся Генеральный. – Да хоть всю аптечку в унитаз! Пошли-ка, перекусим… Михаил Сергеич!

На месте стоянки уже готов был импровизированный пир.

Брежнев достал припасенные гостинцы и передал Федорову.

– Вот тебе «четвертинку» и конфеты хозяйке и ребятишкам.

– Спасибо, Леонид Ильич!

– Да чего там… Володя!

Медведев умело разлил коньяк по серебряным стопочкам, а Суслову плеснул глоток «Хванчкары».

– Ну, будем! – бодро сказал Брежнев и опрокинул стопку.

Охотничьи колбаски подогревались тут же, на аккуратном костерке.

Михаил Андреевич выцедил вино и ухватил вилкой копченость. Хорошо! Он зажмурился даже, впитывая кожей лица весеннее солнце. Здесь, наверное, даже зимой хорошо – тихо, только в соснах ветер путается, шуршит хвоей, шишки роняет… Летом и вовсе чудно – зелень, цветы, шмели! Птицы поют, жизнь бурлит… Зато осенью тут здорово думается…

– Михаил Андреевич, – заговорил Брежнев, подходя. – Признайся, чего ж ты со своим эликсиром расчудесным расстался?

– А стыдно стало, – улыбнулся Суслов. – Я и так двойную дозу выпил, с меня довольно. Вот, я с тобой и поделился по-соседски. Кабинеты-то рядом! У меня второй, а у тебя первый!

Генсек засмеялся, радуясь воскрешению из полуживых и еще не веря, что это надолго.

– Вспомнил сейчас, – заговорил он, улыбаясь, – как я однажды сказал о тебе… уже и не помню кому: «Этот человек боится только сырости!» А теперь, похоже, тебе и дождливая погода не страшна!

– Пугаюсь еще по старой памяти, – усмехнулся «человек без галош» и посерьезнел: – Дело есть к тебе, Леня. Важное. Когда лучше подойти?

– А чего откладывать? Вон, пошли, присядем. – Присели они на поваленное, обкорнанное дерево, выбеленное дождями. Оглянувшись, Михаил Андреевич начал с вопроса:

– Тебе Пельше ничего не докладывал по «Ностромо»?

– Было что-то на днях, – нахмурился Брежнев, вспоминая. – Только я не все понял. И не слишком поверил.

Суслов не спеша, обстоятельно рассказал почти обо всем, что узнал сам, а для большей убедительности передал «соседу по кабинетам» распечатки. Брежнев углубился в чтение, шевеля губами. Оторвался и серьезно сказал:

– Хорошо, что ты меня этой «живой водой» напоил. Я теперь во что угодно поверить могу! Вот, читаю, как этот негритос погонит нас года через два, а удивления – ноль целых, ноль-ноль…

– Нельзя нам оттуда уходить, Леня, никак нельзя! – озабоченно покачал головой Суслов. – С Африканского Рога и Красное море – вот оно, и океан Индийский, и Персидский залив. Да пол-Африки, считай! А Сиаду Барре надо срочно искать замену – послушного, покладистого аборигена, чтоб не выпендривался, а делал, что мы велим.

– Это же не наши методы! – с ехидцей прищурился Генеральный.

– У меня, Леня, не только сердце омолодилось, но, наверное, и мозги, – серьезно сказал «человек без галош». – Я думать стал без оглядки! А свою картотеку приказал на чердак снести.

– Михаил Андреевич, – заговорил Брежнев, качая головой, – коли уж мы тут с тобой разоткровенничались, скажу честно: слышать не мог твои речи! Ни единой собственной мысли! Все тысячу раз сказано-пересказано, а ты в тысячу первый! Ты только не обижайся…

– Леня, – кротко сказал Суслов, – некогда мне обижаться. Я новую жизнь начал! Сколько мне там осталось, не знаю, а только это будет моя жизнь, без подсказок и цитат.

– Пра-ально! За это надо выпить. Володя!

Медведев подскочил и подлил с двух рук: Брежневу – «Двин», Суслову – «Хванчкару». Два стаканчика сошлись, мешая капли.

– За новую жизнь!

Суббота, 12 апреля 1975 года Первомайск, площадь Ленина

Я проехал Пионерским переулком и свернул на площадь, приткнувшись у самого сквера.

– Станция конечная! – объявил я. – Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны!

Девчонки сзади захихикали, а Ромуальдыч ухмыльнулся, шевеля седыми усами.

– С праздником вас, девчата и ребята! – сказал Вайткус, открывая дверцу.

– И вас также! – хором ответили девчата.

Первыми выбрались Рита с Инной, а уже потом зажатые посередине близняшки.

– Не задавили вас? – спросил я с преувеличенным участием.

– Помяли сильно! – нажаловалась Маша. Или Света.

– Я теперь плоская, как селедка в банке! – радостно объявила Света. Или Маша.

Сулима улыбнулась снисходительно этому сравнению, а Инна продолжила лучиться. Мне кажется, что она стала еще красивей, чем была. Или это так на меня весна действует, или в самом деле любовь прибавляет девушкам очарования?