Целитель #02 - Союз нерушимый?

– Есть такой человек, – проговорил я спокойно, сухо даже, – зовут его Збигнев Бжезинский. Он ярый враг моей страны, автор пресловутой стратегии антикоммунизма, и вообще… та еще сволочь. Осенью этого года Израиль выведет свои войска с Синая и вернет Египту часть полуострова. И я вот думаю: а не с подачи ли мистера Бжезинского такой подарочек арабам? Два года спустя Збиг станет советником президента Картера и разработает секретную программу по вовлечению СССР в дорогостоящий военный конфликт в Центральной Азии, чтобы устроить нам «свою вьетнамскую войну». И это таки произойдет. Он затеет операцию «Полония», чтобы отторгнуть Польшу, вырвать ее из соцлагеря, и такой кунштюк Збигу тоже удастся. В общем, пакостей он наделает достаточно, и не только нам, но и вам. В том же семьдесят седьмом году на выборах в Израиле победит Менахем Бегин, а годом позже он встретится в Кэмп-Дэвиде с Анваром Садатом – и подпишет с ним мирный договор… Все, как задумал Бжезинский, самый высокопоставленный антисемит в США, все, лишь бы ослабить Израиль! И у него опять все получится – в семьдесят восьмом году ваша страна потеряет три четверти своей территории, которые пока еще составляет Синайский полуостров, и признает независимое палестинское государство.

Алон остановился, часто дыша ртом от волнения.

– О, бог мой! – глухо простонал он. – Это же… Это же предательство! Мы отвоевали эти земли у арабов не для того, чтобы… О, мой бог!

Я остановился, глянул безмятежно на лед, искрящийся на солнце, и сказал:

– Эти потери можно предотвратить или хотя бы отсрочить. А способ один – убить Збига Бжезинского!

Глава 8

Воскресенье, 16 марта 1975 года, позднее утро Первомайск, улица Готвальда

Тюнингованный «Иж» завладевал вниманием пешеходов и водителей не сразу – люди рассеянно провожали его глазами, затем радостно удивлялись новому и уже не отрывали заинтересованного взгляда, пока «новая модель» не исчезала за поворотом.

Стоило остановиться – тут же обступали любопытствующие. Спорили об отечественном автопроме вообще и хвалили «Ижавто» в частности – вон, какого красавца на улицы выпустили! А я сознательно оставил на пластиковом передке синюю ижевскую эмблему – пусть люди погордятся.

«Ижак» блестел и переливался зеленым лаком – мы с Ромуальдычем лично шлифовали кузов, добиваясь чуть ли не зеркального сверкания. Бывалые водилы недоуменно задирали брови, не узнавая звук, издаваемый мотором – привычный дерганый рокоток сменился мягким сытым урчанием, а на скорости, когда рявкала турбина, распуская утробный свист, шоферские сердца вздрагивали в такт.

У народа, привыкшего к незамысловатым автопромовским опциям, вызывал восторг даже мощный глушитель из нержавейки, а уж тихое, почти интимное клацанье замков на дверцах рождало ответную нежность к машине – у суровых мужиков и то срывалось ласковое «ижик».

Я, правда, не слишком приглядывался к публике, больше к «Ижу» прислушивался, пытаясь различить в механических шумах первые отзвуки сбоя, но машинка не подводила.

Большое спасибо Ромуальдычу – выбил мне права. Его однополчанин, майор-гаишник с революционными именем-отчеством, долго гонял меня по практике и теории, пока не устал. Двумя часами позже Владлен Вилиорович лично вручил новенькое удостоверение и крепко пожал руку: «Рулите, Миша, рулите!»

Я и рулю. Сдвинув рычажок на «Д», мягко добавил газку, и машина послушно покатилась вверх, по длинной и прямой улице Готвальда. Проезжая мимо мелкого универмага, я невольно притормозил, высмотрев знакомую фигурку – Инна «выгуливала» новое пальто, купленное в рассрочку, как подарок ко дню рождения.

Я подъехал к тротуару и плавно затормозил. Стекло с тихим жужжанием опустилось.

– Вас не подвезти, гражданка?

Дворская сразу заулыбалась, узнав мой голос, и стала озираться растерянно – где же ты?

– Я тут! – было ответом на незаданный вопрос.

Девушка живо наклонилась.

– Ух ты! Кла-асс…

– Садись, покатаю!

Инна быстренько юркнула в машину, устраиваясь на соседнем сиденье, и сразу потянулась ко мне. Я подался к ней, наклоняя голову, и нежно поцеловал. Пытался задержать касанье губ, но девушка быстро отстранилась, делая страшные глаза: а увидят если?!

Улыбаясь, я тронулся и покатил по улице вверх, поглядывая на пассажирку.

– На дорогу смотри! – засмеялась Дворская.

– Да неинтересно на нее смотреть, ты гораздо приятнее!

Девушка зарумянилась.

– А куда мы едем? – спросила она, пряча улыбку.

– Вперед! Хочешь, до телевышки прокатимся?

– А давай!

Постепенно дома делались ниже, вот и частный сектор потянулся, переходя в пустошь – окраешек степи. Плавный подъем закончился, «Иж» въехал на самое высокое место Первомайска. Правда, склон, что укатывался к Южному Бугу, скорее разумелся, чем ощущался – никакого простора не открывалось, виды застились домами окраины. Зато вверх уходила громадная телевышка – труба в два обхвата, полосатая, как палочка гаишника, выкрашенная в белый и синий. Трубу удерживали толстые, туго натянутые тросы, будто ванты на мачте парусника. Это впечатление усиливали легкие решетчатые кронштейны, отходившие от вышки наподобие рей.