– Не спеши так, Боря, взопреешь, – усмехнулся он, сцепляя пальцы. – Эта запись делится на две части. Ту, что ты сейчас слушаешь, можно назвать вступительной. А вот затем Миха скороговоркой перечисляет сплошь факты, имена, даты… И по «хлопковому делу», и по торговой мафии… а ниточки тянутся далеко, вплоть до ЦК! Еще там прилагается список катастроф, которых надо избежать, вроде пожара в гостинице «Россия» – она загорится два года спустя. Можно сказать, что по вине Гришина – уж больно этот прыткий товарищ спешил сдать объект, чтобы подсидеть Егорычева! А маршалу Гречко остался ровно год сидеть в министрах обороны, его место займет Устинов… – Председатель КГБ спохватился, выпрямился, но тут же расслабился, махнув рукой. – Ладно, секретом больше, секретом меньше… А ту уйму цифр, что сообщил Миха, я даже не взялся заносить на бумагу, только кассету переписал, чтобы не стерлась от частых пауз и перемоток. Там столько всего, товарищи… Иногда я не выдерживал – выключал проклятый магнитофон. Ходил туда-сюда, остывал – и снова гонял кассету… Ладно, слушаем.
Щелкнула кнопка, и по кабинету снова поплыл грубоватый голос:
– …Хайдар Яхъяев, Ахмаджан Адылов. Последний – особенно мерзкая личность, он вроде узбекского «папаши Мюллера», начальника гестапо. Недовольных колхозников Адылов бросает в тюрьмы-зинданы, приказывает сечь плетьми, а особенно строптивые просто исчезают. Между тем сбор хлопка – занятие не из легких. Собирать урожай выгоняют школьников – зачем им учиться? Выгоняют беременных – и Узбекистан держит рекорд по выкидышам. А среди чудовищной нищеты кишлаков высятся настоящие ханские дворцы, родовые поместья советской номенклатуры – с бассейнами, саунами, слугами и откормленными охранниками… Это, товарищи, хуже любой оккупации! Такие вот «шарафики» разлагают общество, они опаснее внешнего врага, в борьбе с которым народ сплотится. Но против врага внутреннего люди бессильны. Да и разве Узбекистан – заповедник коррупции? Нет! Взяточничество и очковтирательство процветают по всему Союзу! Эх, Юрий Владимирович… Не знаю уж, вышло бы лучше, вернись вашему ведомству право и обязанность держать «под колпаком» партию и всю номенклатуру, а время от времени устраивать чистки, но хуже точно не было бы! Я знаю, что в КПСС состоят многие тысячи честных и верных коммунистов, ничем себя не запятнавших, но сколько же дряни налипло на «нашего рулевого»! А больше всего я боюсь, что однажды вся эта шушера порвет свои партбилеты и в едином строю с цеховиками и прочим криминалом, с интеллигентами-сервитутками, торгашами и спекулянтами свергнет советскую власть. Полагаете, такое невозможно? Если ничего не предпринимать уже сейчас, лет через пятнадцать контрреволюция грянет обязательно. Вы уж поверьте, Юрий Владимирович, способность к «сверханализу» еще ни разу меня не подводила… А теперь голая информация, без моих комментариев, иначе, боюсь, не хватит места. Итак…
Миха долго говорил, перечислял, анализировал, советовал. Синицын изо всех сил сжимал авторучку, словно она удерживала его над пропастью, и время от времени покачивал головой. Иванов сжимал кулаки и смотрел на магнитофон с отчаянной беспомощностью. Андропов устало откинулся на спинку и глядел в окно с деланым безучастием.
Голос Михи затих. Кассета еще с полминуты вращалась, в динамиках тихо шипело. Трое сидящих за столом тоже молчали и не двигались. В этот момент все они очень походили друг на друга – серьезным и строгим выражением лиц, нахмуренными лбами, жесткими линиями ртов, упорными, задумчивыми взглядами.
Они заглянули в светлое завтра – и содрогнулись.
– Борис, – глухо сказал Андропов, – это наш человек. И его надо найти! Обязательно! Займись этим лично. Найди себе помощника – понимаю, что одному не разорваться, но желательно из тех товарищей, которые уже посвящены. Затеем сверхсекретную операцию как бы внутри секретной! Но только не спугни! Стоит Хилеру заметить наблюдение – все! Он может перестать нам доверять. Бросит исцелять – и моментально растворится в многотысячной толпе молодых людей. И будем мы тогда целый год пурхаться! А если на него выйдут наши заклятые друзья из Лэнгли? Нельзя позволить подобное! Ни. За. Что.
– Будем работать, Юрий Владимирович, – серьезно ответил Иванов.
Для пескоструйного аппарата Ромуальдыч приспособил дощатую пристройку к гаражу, где хранились дрова, сломанные стулья и прочий неликвид. Очистив этот сарайчик, мы всей дружной компанией закатили в него «ижака» – надо было содрать с машины всю краску и грунтовку, зачистить до металла.