Целитель #02 - Союз нерушимый?

– К Ирке побежала. Есть хотите?

– А то! – хмыкнул папа.

– Пиццу будете?

– Пиццу?! – восхитилась мамуля. – Настоящую?

– В подлиннике. Правда, она остыла, но это мы сейчас исправим.

Микроволновки в СССР выпустят только года через три, так что я засунул поднос с пиццей обратно в духовку – пусть греется. Под такую закуску не грех и выпить – мать семейства подумала-подумала и достала-таки заветную керамическую бутылочку.

– «Рижский бальзам»! – со значением объявила она. – По капельке на ночь, сугубо для здоровья.

Папа крякнул и полез за рюмками. Выставил на стол три, но потом одну убрал – из педагогических соображений.

– Тебе нельзя, – сказал он, полуутверждая, полу-сомневаясь. – Или можно?

– Кирять? – снисходительно уточнил я. – Воздержусь.

– «Кирять»! – вознегодовала мама. – Ох уж этот молодежный жаргон! Вам что, русского языка мало?

– А это традиция такая, – улыбнулся я уголками рта. – Каждое поколение вводит свой разговорник, чтобы хоть как-то отличаться от старших. Это же не просто слова, а как бы опознавательные знаки. Вот вы в моем возрасте как говорили? «Бухать», верно?

Родительница растерялась.

– Разве? – Она неуверенно повернулась к папе.

– Йа, майне кляйне, – величественно ответил отец. – Граненые стаканы на заводе имени Бухарина делали, так и называли – «бухарики». Вот народ и обогатил язык новым глаголом. Кстати, слово «кирять» более изысканно – это производное от французского коктейля «кир».

– О-ля-ля… – вздохнула мама. – Ну, долго еще?

– Да все вроде.

Я выложил пиццу на блюдо, и родители набросились на угощение. Если б не рыбный пирог, которым угощала Рита, я бы тоже причастился – пахло бесподобно. Некоторое время старшее поколение не было способно к членораздельной речи, только и знало, что гласные тянуть да согласную «М». «Ммм…»

– Вкуснятина какая… – выговорила мама. – Даже Италией запахло!

– Да, Италия… – вздохнул папа. – Знаешь, когда я смотрю французские комедии, я одновременно смеюсь – и досадую!

– Смех – понятно, – рассудила супруга, – а досада отчего?

– От зависти! – криво усмехнулся супруг. – Европейцы гораздо свободнее нас. Я уж не говорю, что живут они куда лучше. О, кажется, Миша не согласен!

– Нет, почему же? – пожал я плечами. – В Европе и зарплаты выше, и свобод больше, даже чересчур.

– Разве свободы может быть слишком много? – выдавил отец голливудскую улыбку.

– А как же? – хладнокровно сказал я. – Безграничная свобода – это вседозволенность, хаос и одичание. Должны же быть какие-то рамки! Какая-то строгая черта дозволенного. Это одно. Другое – на Западе очень много говорят о правах человека, но никто даже не заикается о его обязанностях. Это у нас защищать Родину – священный долг, а европейцы… Вон, оккупировал Гитлер Францию, и что? Хоть кто-то вякнул?

– Нет, ну там же были партизаны, – воспротивился папа. – Маки – с ударением на последний слог.

– Это наши партизаны пускали под откос немецкие эшелоны, а французы – нет, – парировал я, отщипнув-таки кусочек пиццы. – Плюнуть вслед машине гестапо считалось большим подвигом! А про ювенальную юстицию слыхал? Балуется какое-нибудь вредное дитё, пакостничает, ты его шлепнул, а он жалуется в опеку! И все – забирают ребенка из семьи и определяют в приют. А тебя за избиение младенцев еще и посадят! Не веришь? А ты послушай какую-нибудь «Свободу»! Они же не стыдятся либерального беспредела, а гордятся, как достижением!

– Ну, не знаю… – задумался отец.

А мама подошла ко мне сзади, положила руки на плечи.

– Молодец, заступился за Союз! – ласково сказала она, лохматя мои волосы.

– Да я не заступаюсь, – улыбнулся я. – Просто… Нет, свобода нужна, она у нас в дефиците, зато братства – просто завались. Мы же все – товарищи! А свобода разделяет людей – каждый сам по себе, сам для себя… Ну вот представь только – ослабили у нас гайки, дали больше свобод. И выйдет масса индивидуалистов! Хорошо это или плохо? Хорошо, если каждый в этой массе – яркая личность, именно, что индивидуальность! Но ведь такого не будет, получится просто огромная толпа – та самая, в которой инстинкт превыше всего… Короче, эволюция с обратным знаком! Социальная мутация.

– Да-а… – медленно выговорил папа, глядя на меня. – А я, помню, удивлялся еще – как же это, думаю, мой дитенок микроЭВМ сообразит? Не понимал просто, а теперь, кажется, дотумкал: ты вырос, сына!

– Какой наблюдательный! – рассмеялась мама.

– Да нет, правда – Мишка излагает свои собственные суждения!

– Это я еще поскромничал! – ухмыльнулся я. – Выдал версию, адаптированную для родителей!

Часы показали ровно одиннадцать, когда я, наконец, закончил с прогой и ввел ее в «Коминтерн». Осталось собрать небольшую схемку на транзисторах, и преобразователь голоса готов. Завтра, завтра, все завтра!

Довольно стеная, я завалился спать.

Глава 5

Пятница, 14 февраля 1975 года, раннее утро Тель-Авив, Керем-Ха-Тейманим

Под утро прошел дождь, и сразу похолодало до плюс восемнадцати. Рехавам Алон зябко поежился, плотней запахивая накинутую на плечи куртку – по старой памяти он называл ее телогрейкой.