Целинники

– Вы здесь хозяева. Вот, например, ты на своей земле, что хочешь то и будешь делать, турки вон на тебя пашут, и ни один чиновник или журналюга не посмеет вякнуть, что ты их эксплуатируешь или платишь мало. На своей земле ты хозяин. И у вас здесь такое положение уже много столетий. А у нас не скоро это осознают, а может и никогда. Мы в массе своей никогда хозяевами не были. Сначала крепостными на помещиков работали. Потом после крепостного права крестьян фактически без земли освободили, опять не хозяева. В революцию помещиков поубивали, повыгоняли, а советская власть нам вместо помещичьего колхозное крепостное право устроило, а тех в ком хозяйская жилка сохранилась, кулаков, фактически под корень извела, уничтожила. Опять не хозяева, государство хозяином стало. Как же нам на своей земле хозяевами себя почувствовать, если ни отцы, ни деды ни прадеды ни их прадеды хозяевами не были? А после девяносто второго государство от своей хозяйской функции самоустранилось, а мы хозяевами быть в большинстве своем совсем не готовы. Потому и приезжает какой-нибудь азербайджанец или армянин, он себя у нас тут в большей степени хозяином чувствует, потому так быстро всю торговлю под себя и подмяли… Ущербные мы Яша, в этой своей наследственной крепостной привычке. Она в нас и инициативу губит и даже перед представителями наций, что в культурном отношении ниже нас на несколько ступеней заставляет пасовать…

Придя после обеда в правление, Виктор Ильич собирался уединиться с главным бухгалтером, чтобы решить с ним ряд финансовых вопросов. Но уже первый звонок по мобильнику поломал все планы. Звонил бригадир, чья бригада занималась окучиванием картофеля в поле, располагавшемся километрах в пяти от села.

– Ильич, тут такое дело… – бригадир явно не знал как начать, ибо судя по тону, испытывал какую-то неловкость.

– Говори не тяни. Что там у тебя стряслось, опять культиватор встал? – также тоном выказал недовольство председатель.

– Да нет работа на мази, тут другое. Тут женщина с двумя пацанами на нас вышла, не местная. Говорит, до Поповки их довезли, а оттуда прямиком через лес пешком отправили, а они в лесу-то и заблудились, говорит первый раз в жизни в таком лесу. Они это… Горбылиху ищут. Я им объяснил, что Горбылихи уж лет двадцать как нету. Так вот баба эта тут совсем голову повесила. Тогда я и спросил, кого им там в Горбылихе-то надо, дескать все горбылихинские, кто еще живы по другим местам живут. Она и говорит, Черноусовых ищу, мы их родственники…

Сначала Виктора Ильича подмывало перебить неторопливое многословие бригадира, отругать за то что отрывает его от важных дел… Но что-то его удержало и он выслушал все до конца. Услышав последнюю фразу, у него вдруг учащенно забилось сердце. Он не сразу сообразил, какие такие родственники могут его искать. Оба брата в городе и часто гостят у него с семьями, так что никто из их домочадцев здесь бы не заблудились, да и про Горбылиху они все знают. Неужто с Целины? – догадка буквально обдала с головы до ног.

– Так что делать-то с ими. Мы их тут накормили, нам как раз обед привезли, а то оне уж больно измученные, да еще вещи с собой прут. Смотреть на них без слез нельзя, особенно на пацанов. Так как, посылать их к тебе или как? Я тут как раз машину придержал, что с обедом, – вопрошал бригадир.

– Говоришь, женщина и двое ребятишек? – переспросил Виктор Ильич. – Понятно. На грузовике в кузове не надо их. Я сейчас к вам свой УАЗик подошлю, на нем отправь.

«Женщина, пацаны? Видимо дочь отца от второго брака и ее дети», – размышлял Виктор Ильич, не обращая внимания на главбуха, держащего в руках принесенные с собой финансовые документы, которые его просил подготовить председатель.

– Вот что, Николаич, ты это, иди пока, сегодня боюсь у нас с тобой не поучится… Давай завтра.

Главбух удивленно пожал плечами, не понимая в чем дело, но бумаги свои собрал и удалился. Шофер на УАЗике обернулся до картофельного поля и назад где-то минут за сорок. Все это время Виктор Ильич то и дело подходил к окну кабинета и напряженно вглядывался в дорогу, и как только увидел пыль, поднятую приближающимся УАЗиком, вышел из здания правления…

Женщина оказалась среднего роста, остролицая и худощавая. По подсчетам Виктора Ильича ей должно было быть где-то тридцать шесть лет. Но смотрелась она старше. С заднего сиденья, где виднелись их вещи, чемоданы, дорожные сумки, выбрались два худеньких тонкошеих мальчика, старшему где-то лет тринадцать, младшему года на два-три меньше.

Председатель подошел:

– Здравствуйте, я Виктор Ильич Черноусов, а вы кто будете?

Женщина явно смутилась, волнение выразилось в несколько неестественной красноте, что постепенно заливала ее лицо.

– Здравствуйте… а ну поздоровайтесь! – тут же женщина прикрикнула на сыновей.

Те чуть слышно, едва не в один голос тоже поздоровались.