Целинники

В доме Черноусовых кипело застолье. Вообще-то летом у колхозников выходных как таковых не бывало. Но в этот воскресный день Василий Яснов не мог не представить таковой многим членам своей бригады. Уж больно весомым и необычным был повод: Илья Черноусов, год назад отбывший на Целину, приехал домой, чтобы теперь забрать с собой и семью. Несмотря на громогласную пропагандистскую трескотню во всех доступных в Горбылихе СМИ, то есть по радиотрансляции и в центральных газетах на которые заставляли подписываться всех даже неграмотных… Так вот, несмотря на раздающиеся уже несколько лет призывы ехать на освоение целинных земель, из Горбылихи еще никто кроме Ильи не поехал туда. Потому вся без исключения деревня желала из первых уст, от очевидца, земляка узнать всю правду об этой самой Целине. Конечно в документальных киножурналах «Новости дня», которые всегда показывали перед демонстрацией художественных фильмов в деревенском клубе, про Целину и рассказывали, и показывали. По той же радиотрансляционной сети чуть не каждодневно исполняли залихватскую песню: «Здравствуй земля целинная»… И, тем не менее, свидетельство побывавшего там односельчанина это не кино и песни по радио.

Илья Черноусов коренастый мужик тридцати двух лет, с преисполненным уверенности видом восседал во главе стола. Рядом бригадир Яснов, соседи, друзья-приятели… Зинаида, жена Ильи, тридцатилетняя среднего роста и полноты с обыкновенным лицом деревенской женщины, обветренным, «прожаренным» до кирпичного цвета полевым солнцем, с крупными не женскими ладонями доярки… Зинаида снует от стола в кухню, орудует ухватом, достает из зева большой русской печи чугуны с различными угощениями. Тут же рядом ее мать, усохшая старуха, живущая отдельно в своей избе, но ради такого случая прибывшая на подмогу дочери. Гости, человек двадцать, в основном мужиков, едва умещались за двумя сдвинутыми столами. Иван неспешно, не повышая голоса вел рассказ. Гости напряженно вслушивались, боясь упустить хоть одно слово, отвлекаясь лишь на то чтобы выслушать или сказать какой-нибудь тост, выпить и закусить.

— Хлеба там во! — Илья чиркнул ребром ладони себе по горлу. — Но год на год не приходится. Земля ровная, конца нет, степь бескрайняя, только паши. Дома, квартеры сразу дают и деньги подъемные. Если с семьями, детями приезжают, в поселке школа-десятилетка, садик, ясли. Ну и сами судите, мужики, там ведь совхоз, а совхоз не колхоз, в совхозе воскресенье всегда выходной день, вынь да положь.

— Неужто и в страду, в уборочную тоже выходной? — не поверил в такую благость один из старых приятелей Ильи.

— Конечно, когда работы не впроворот и в воскресенье работаем, но потом за это обязательный отгул по осени среди недели предоставляют. Я ж там сейчас сам бригадир, учет отгулам строго веду… Не, мужики, там все строго по закону, по справедливости. Не как тута, — Илья скосил глаза на сидящего рядом Яснова, давая понять, что он целинный бригадир, и потому встал даже не вровень, а выше своего бывшего начальника, и о справедливости разумеет куда больше.

— А ты нам объясни Илья Никифорыч, как же ты там в бригадиры-то так быстро вышел? Ить году не отработал, а уж начальником стал, — прозвучал вопрос с противоположной стороны сдвинутых столов.

— Ладно, мужики, давай еще по одной тяпнем, чтобы говорилось легше, а то никогда так много не говорил, в горле першит, — решил повременить с ответом на этот вопрос Илья.

Стаканы тут же наполнились мутным самогоном. Под «чтобы не в последний раз» выпили.

— А вот так и стал, — Илья закусил кругом соленого огурца, выпил из стоявшей тут же банки рассолу и, утершись рукавом, продолжил. — Совхоз наш еще пять лет назад организовали. В нем пять полеводческих бригад. Четыре в общем крепкие такие бригады, а в пятой все в кривь, да вкось.

— Что, мужики сильно пьют? — кто-то подсказал самое естественное.

— Да нет, пить-то во всех пьют, да работе то не помеха. Тут вот в чем дело. Там ведь в основном пришлый народ, вроде меня, завербованные, но и тамошние есть, — с неожиданным вздохом произнес Илья.

— А они, эти местные от вас приезжих нос воротят, — подсказал тот же голос.

— Да нет… вы это… не перебивайте, сейчас я вам все объясню. Тут дело не простое, политическое, — последнюю фразу Черноусов произнес тише и многозначительно обвел глазами слушателей. — Дело в том, что тамошние местные в основном нерусские. В первые четыре бригады народ вербованный в основном с России и Украины приехавший. А в пятой там и вербованные есть, но есть и казахи, и немцы. Понимаете, какой кисель получается?

— Немцы! Какие немцы, пленные, что ли? — этот вопрос чуть не в один голос задали сразу несколько слушателей.

— Да какие пленные, с ума что ли посходили, вроде и выпили-то чуть чуть, а несете не пойми что, — в очередной раз выразил недовольство, тем что его перебили, Илья. — Живете здесь как в берлоге и не знаете, что в свете деется. И я вот тоже, как и вы сейчас, пока отсель не уехал ничего не знал. А за энтот год узнал, наверное, больше, чем за всю прежнюю жизнь. Немцы там не с Германии, а которые здесь в России родились. Их еще в войну туда выселили с Волги и Украины. Ну, вот оне там и живут. Работники хорошие, но сами понимаете, веры им быть не может.

— А с этими казаками, с ними наверно трудно? Тут нам фильм казали, «Тихий Дон» называется, ох и драчливый народ. Она, наверное, и там бузят, — несмотря, на недовольство Ильи гости, находясь уже под легким хмельком, все более лезли со своими вопросами и домыслами.

— Ох, мужики за…ли вы меня, ей Богу. Я не про казаков говорю, а про казахов. Казаки там тоже жили, но это чуток подальше, на берегу Иртыша. Но тамошние казаки за белых все воевали и их еще в гражданскую под корень извели, а которые остались в Китай поубегли. А казахи — это такой нерусский народ с глазами узкими. Вот с ними трудно. Они к земле почитай никакой сноровки не имеют. Скотину водить — это они могут, а пахать, сеять, полоть, для такой работы у них совсем нету желания. Я ведь в той бригаде спервоначалу тоже простым рабочим был. А перед нонешней посевной старого бригадира сняли, стали искать другого. А ставить-то и некого, один пьет, второй ворует, третий с бабами напропалую гуляет, немцев нельзя, казахи в полеводческом деле без понятия. Предложили одному хохлу, а тот условия стал ставить, чтобы бригаду всем обеспечивали наравне с другими, а то бригадирить не стану. А другие-то уже по нескольку лет работают, у них все налажено и люди все опытные, трактористы, там комбайнеры и остальные. А у нас-то бригада без году неделя как собрана, взаимодействие не налажено. Ну, ей все в последнюю очередь доставалось, и техника, и ГСМ, и прочее. Как, значит, хохол отказался директор совхоза тогда меня вызвал и говорит: принимай Илья бригаду, хоть ты к нам и недавно приехал, но более ставить не вижу кого. А я, что я, согласен, говорю, Петр Сергеич, оправдаю доверие, и никаких там условий ставить не стал. Вот так и поставили на бригадирство. Сначала срок испытательный дали. Посмотрели, как я с посевной справлюсь. Ну, я понял, что на той посевной судьба моя решается… — Илья вдруг вздохнул и, словно забыв о чем только, что говорил, опрокинул в себя рюмку самогона.

— И как, справился? — гости не обратили внимания, что хозяин выпил без них, их слишком интересовал ответ на этот вопрос.

— А как же, — Илья запил водку рассолом. — Мужики, которые русские, в той бригаде выпивали крепко. Ну я одного, для острастки, который поддатый на работу вышел, за гумно отвел и в едало дал. Все, сразу как знахарка отговорила, остальные выпивохи тоже побаиваться стали. С казахами так же. Они любят сидеть и в степь смотреть, ничего не делать. И на работе так же. Я их от этой смотрячей болезни живо вылечил, взял дрын и одного такого сидельщика так по хребтине приложил… Он у меня потом как наскипидаренный работал. С такими людьми иначе нельзя…

— А немцев тоже бил?

— А их не за что. Они все трудяги, работают да еще как. Но за ними тоже глаз, да глаз нужен. Мне так особист с области говорил, с ними осторожней, нет им веры. Вот так я посевную и свалил. Мне потом директор лично руку жал, благодарность объявил и в бригадирах приказом утвердил.

— Молодец Илья Никифорыч, что верно, то верно, некоторым пока в морду не дашь… — начал было хвалить Черноусова один из изрядно захмелевших мужиков, видимо не врубившись, что в морду и по хребту Илья бил таких же как они рядовых работников.

Яснов, судя по недовольному выражению его лица, воспринял последние откровения Черноусова как вызов себе. Местный бригадир руки никогда не распускал и действовал в основном посредством ругани и угроз снять трудодни. Потому он поспешил перевести разговор в другое русло:

— Ты нам Илюха лучше расскажи как там с жильем. Говоришь, квартеры дают. Это что ж как в городе в большом доме что ли, или там сразу избу новую дают?

— Да-да, очень про это хотим знать? — Яснова сразу же поддержали несколько заинтересованных голосов.

— Да нет, там все по-другому. Там не избы, а домики строят щитосборные, кажный на четыре квартеры, две двухкомнатные с одной стороны и две однокомнатные с другой. Дома с верандами, крыша шиферная. Главно и удобства там есть, вода прямо в дом проведена, никаких колодцев рыть не надо, с ведрами волыниться. Кран открыл, и она тебе течет, — Илья сделал движение пальцами, будто отворачивал водопроводный кран.

— Иш ты, прям как в городе! — восхищенно загудели гости.

— Что-то не пойму я Илюх, говоришь четыре квартеры в доме. Это получается со всех сторон квартеры… А скотный двор, огород, где оне помещаются, в другом месте что ль? — недоуменно спрашивал Яснов.

Да не нужна там никакая скотина в дому. Молоко, сметану, творог, все в совхозе за работу дают, у нас молокозавод свой. А если чего хочешь для себя посадить, перед каждой квартрой палисадники штакетником отгорожены, можно грядки делать, некоторые и курей держут, там в сараях на отшибе. Если перед домом мало земли, можно поболе огород сделать в поле там дают по пятнадцать соток, ежели кто хочет, — терпеливо объяснял Черноусов.

— Это ж здорово. Никакой тебе скотины в дому, ни навозу, ни запаху. Не житуха красота, — вклинился один из молодых мужиков, явно намеревавшийся последовать примеру Черноусова, ехать на Целину.

— Красота-то красота, да как-то. Что же это такое, огороды значит не при доме, а черти где, да и без своей скотины оно как-то… Колхозное молоко с фермы или мясо, оно и есть колхозное, не свое, — возразил Яснов, возможно, испугавшись, что пример Черноусова станет заразительным и из деревни убегут на Целину многие — а кто тут работать останется?

— Да, эт оно так, без своей коровы да овец никак нельзя, с одних курей сыт не будешь. Я так молоко с колхозной фермы ни за что пить не стану, — только от своей коровы, — поддержал своего бригадира кто-то из-за стола.

Выпили по очередной и разговор из фазы слушания рассказа хозяина, перешел в многоголосый хор — почти каждый спешил выразить свое мнение, свои аргументы за и против переезда на Целину, про которую только что рассказал Илья Черноусов и так красиво пели по радио: