– Просто рядом. – Нойманн указал рукой вперед, в сумерки, которые уже начали заливать лес. – С километр, не больше…
Сзади гулко ударил выстрел. Еще один.
Торопов оглянулся на ходу, споткнулся и чуть не упал, его вовремя поддержал Нойманн.
– Что это? – спросил Торопов.
– Это пистолет-пулемет, два одиночных выстрела, – сказал Нойманн. – Краузе решил, что наши преследователи слишком приблизились… Если перейдет на автоматическую стрельбу…
Автомат сзади выпустил очередь. И еще одну. Или это ему ответил другой автомат?
– Шире шаг, – приказал Нойманн. – Шире шаг…
Из полумрака вынырнул Пауль.
– Там тоже кто-то есть, – прошептал водитель. – Не меньше двух…
– Черт… – вырвалось у Нойманна. – Влево. Будем надеяться, что охрана на выстрелы все-таки явится… Покружим по лесу, пока не подойдет подкрепление…
Автомат Краузе ударил совсем рядом, Торопов даже увидел рыжий огонь, вырвавшийся из автоматного ствола.
– Краузе, – вполголоса позвал Нойманн. – Уходим к просеке…
– Понял, – ответил шарфюрер. – Идите, я следом.
– Я не хочу, – прошептал Торопов. – Не хочу, не хочу, не хочу…
Скорее бы прибыла охрана… Пожалуйста, скорее…
Он уже не видел, куда бежит, куда ставит ноги. Наскочил на ствол дерева, еле удержался на ногах. «Шмайссер» Краузе бил короткими очередями, по два патрона.
Пауль пока не стрелял, Пауль бесшумной рысью бежал рядом, справа от Торопова. Его темный пиджак сливался с лесным мраком, а вот мундир Нойманна, казалось, светился внутренним светом. И мой мундир, спохватился Торопов. Мой мундир тоже светится в темноте. Сбросить его? И брюки? Рубашка ведь тоже белая…
Нужно бежать…
Бежать-бежать-бежать…
Длинная очередь сзади – и тишина. Ни крика, ни выстрела.
Преследователи отстали? Или это они выпустили эту очередь и пуля все-таки отыскала Краузе в темноте? И это значит, что вот сейчас из-за деревьев ударит автомат уже по Торопову? По белому мундиру. По одному из белых мундиров или по обоим…
– Замри, – приказал шепотом Нойманн, схватив Торопова за ремень. – Замри…
Пауль стоял рядом, Торопов видел его темный силуэт. Сердце колотилось, воздух застревал в горле, царапал глотку, обжигал легкие.
Шорох, Торопов дернулся, но штурмбаннфюрер удержал его на месте. Это Краузе. Это их нагнал Краузе. Увернулся от пуль. Или даже перестрелял врагов.
– Замерли, – сказал Нойманн.
Торопов пытался рассмотреть в темноте хоть что-то, напрягал слух, но ничего не увидел и не услышал. Тишина. Испуганные птицы молчали, преследователи не перекрикивались, не стреляли.
– Так, – сказал Нойманн. – Двинулись вперед. Без спешки. На счет «раз». Раз.
Они шагнули вперед.
– Твою мать! – выругался Пауль и толкнул Торопова в плечо. – Ни черта не видно… Хоть глаз выколи…
Стало прохладнее. Легкий ветерок скользнул про вспотевшему лицу Торопова. Подала голос какая-то птица над головой.
– А ведь дошли, – сказал Краузе. – Вон уже забор.
Торопов попытался рассмотреть забор, но не смог.
– Пауль, сходи вперед, скажи, что это мы… – приказал Нойманн. – Чтобы без расспросов.
– Понятное дело, – ответил Пауль. – Все наверняка предупреждены…
– А ты еще раз повтори, – сказал Нойманн. – На всякий случай.
Пауль исчез в темноте.
Через пару минут вернулся и сказал, что все в порядке – калитка открыта, часовой ушел.
Забор действительно оказался рядом – шагах в двадцати. Калитка в заборе была приоткрыта, за ней была дорожка, выложенная камнями. Пахли цветы. Кажется, розы, автоматически отметил Торопов.
– К дому, – сказал тихо Нойманн, включая фонарик. – Зайдете сами. Мы останемся на улице.
Желтый круг света выхватил из темноты кусты вдоль дорожки, побеленные стволы деревьев.
– Щетку, – спохватился Торопов, когда они уже подошли к темному дому и остановились у крыльца. – Вы говорили…
– И так сойдет, не тушуйся, – сказал из темноты Краузе. – Фуражку не потеряй…
– Мне не нужен будет переводчик? – спросил Торопов, взявшись за дверную ручку.
– Не нужен, – успокоил его Нойманн, выключая фонарик. – Прекрасно поговорите.
Торопов поправил фуражку, проверил дрожащими пальцами, чтобы кокарда была над серединой лба.
Он уже потянул дверь, когда сзади, над деревьями, что-то сверкнуло. Торопов оглянулся – по небу над самым горизонтом скользили белые полосы и вспыхивали огоньки. Все небо было усеяно огоньками.
– Что это? – спросил Торопов.
– Фейерверк. – Нойманн подтолкнул его в спину. – Праздничный воскресный фейерверк.
Торопов переступил через порог, и дверь за ним закрылась.
Было темно – абсолютно темно. Потом открылась дверь в глубине дома. На фоне светлого прямоугольника возник темный силуэт – высокий, подтянутый. Похоже, человек в форме.
– Вам сюда, господин обер-штурмфюрер, – сказал человек в дверях. – Проходите.
Торопов быстро пересек коридор, хотел войти в комнату, но человек остался у него на пути.
– Слушайте меня внимательно, Торопов, – сказал человек.
Говорил он по-русски без малейшего акцента, голос его звучал тихо, но веско.