Цель – Перл-Харбор

Торопов расстегнул кобуру, висевшую у него на ремне.

Торопов очень гордился тем, что из всех русских на этом аэродроме только он имел право носить оружие. Он каждый день отправлялся к сопке, чтобы попрактиковаться в стрельбе.

– У нас нет времени, чтобы прощать предательство, – сказал Торопов. – Каждая минута на счету. Поэтому…

Двести двадцать третий вздрогнул, увидев, как пистолет выскользнул из кобуры.

Двести двадцать третий вовсе не собирался никуда улетать, ему просто захотелось попробовать новую машину по-настоящему, крутануть несколько фигур высшего пилотажа. У себя в полку он считался лучшим пилотажником и был уверен, что у него все получится.

Он хотел как лучше. Это же авиация, здесь приказы принимают к сведению, а не превращают в иконы.

Он попытался объяснить это Торопову, но тот слушать не стал.

Для Торопова этот случай был просто даром небес. Он уже несколько дней прикидывал, к кому и по какому поводу можно придраться, подвести под статью и продемонстрировать всем остальным всю серьезность и безвыходность их положения.

Повезло, подумал Торопов, когда узнал о происшествии.

Не повезло, подумал Двести двадцать третий. Глупо получилось. Единственное, о чем жалел летчик – он долго не увидит жену и сына. Или вообще больше не увидит. Просил, чтобы им передали, мол, погиб при исполнении, но Торопов был неумолим.

– Вы все должны помнить, что в приказе наказание предусмотрено не только для дезертира. – Торопов обвел взглядом строй. – Семья командира, дезертировавшего или сдавшегося в плен, должна быть арестована. Так сказано в приказе. Но…

Торопов замолчал, и наступила звенящая тишина. Люди, стоявшие в строю, ждали.

– Я не говорил вам… – сказал Торопов. – Хотел сделать сюрприз… Хотел, чтобы вы… Каждый из вас мог встретиться со своей семьей. У каждого из вас есть семья – жена, дети. По моей просьбе их привезли сюда.

Строй снова вздрогнул, люди стали переглядываться, послышался шепот.

– Нет, не в Японию. Но рядом, на Сахалин. Думал, что вы сможете заслужить свидание со своими близкими. Однако все сложилось иначе.

Торопов снова оглянулся на японского офицера, тот опять взмахнул рукой, и от домиков привели женщину и мальчишку лет семи.

– Миша? – спросила громко женщина, глядя на Двести двадцать третьего.

– Лена… – простонал Двести двадцать третий.

Мальчишка не сказал ничего, он с интересом рассматривал людей в форме, стоявшие неподалеку самолеты. Он не понимал, что происходит с его отцом, что происходит с ним самим.