— Помимо того, что мы ко всеобщему удовлетворению разрешим эту конфликтную ситуацию? Ну, скажем, я буду тебе должен.
— Что ты задумал?
— Разыграю болвана.
Альберт Павлович пожевал губами, потом пристально уставился на меня.
— Это твоё последнее слово? Смотри — не пожалей потом.
— Его жизнь, ему и решать, — вроде как поддержал меня Городец, постучав папиросой о край стеклянной пепельницы.
Я судорожно сглотнул и сказал:
— Пусть всё останется как есть.
И вроде бы впервые сам определил развитие своей жизни и карьеры, но возникло неприятное ощущение, будто лишь выбрал одну из подсунутых искусным шулером карт.
Впрочем — плевать! У меня — приоритеты!
— Пусть так, — вздохнул Альберт Павлович и указал на сейф. — Георгий Иванович, дорогой, а накапай нам ещё этой твоей микстуры…
Тот достал бутылку и подмигнул мне.
— Беги! Мы теперь сами детали утрясём.
— Да-да, — прибавил Альберт Павлович, — ты же у нас такой занятой!
У меня создалось впечатление, что он лишь разыгрывает разочарование, намереваясь под этим соусом навязать Городцу собственные условия сделки, но мог и всерьёз разобидеться. Тут наверняка ничего не скажешь: лицом Альберт Павлович владел мастерски.
Я сунул коробочку с нагрудным знаком в портфель и не утерпел, воспользовался случаем разобраться в ситуации с недавними беспорядками.
— А с анархистами прояснилось что-нибудь? — спросил, уже подойдя к двери.
Скуластую физиономию Георгия Ивановича прямо-таки перекосило, но — удивительно дело! — куда подальше он меня не послал и даже счёл возможным ответить:
— Ниточки в столицу тянутся, пытаемся распутать. Если верить показаниям задержанных, финансирование их ячеек в этом году серьёзно возросло, и мы точно не вычистили всё подполье, так что аккуратней на дежурствах.
Я пообещал держать ухо востро, распрощался со старшими товарищами и рванул в столовую.
И вот набивать брюхо мне определённо не следовало. Стоило бы ограничиться пирожком из буфета или вовсе потерпеть, а так всё занятие сверхйогой не столько медитировал и прорабатывал внутреннюю энергетику, сколько боролся с сонливостью. Пока в зале параллельно шла тренировка по рукопашному бою, и выдвинувшийся на место правой руки сенсея Яков Беляк почём зря шпынял неофитов, у меня ещё кое-как получалось не зевать, а вот дальше стало совсем невмоготу. Желавшими обрести внутреннее равновесие, а то и сразу просветление студентами занялся самолично господин Горицвет, а его плавный голос убаюкивал лучше всяких колыбельных.
«Это какое такое предложение он отцу Сергию через Альберта Павловича сделал, если священник о вертепе речь завёл?» — подумалось в миг краткого прояснения сознания, а потом мысли перескочили на Льва, который то ли поостыл к тренировкам, то ли с началом стажировки в аналитическом дивизионе уже не мог позволить себе многочасовые занятия рукопашным боем.
Хорошо ему — свободный человек! Хочет — ходит, не хочет — не ходит. А вот меня мигом на путь истинный наставят. Ладно хоть ещё от перевода в оперчасть отвертеться получилось…
Дальше я вспомнил, что так и не определился с подарком товарищу на новоселье, и вот тогда, — именно тогда, помню это со всей отчётливостью, — раздался голос:
— Не выспался, мой дорогой?
«Беда!» — всколыхнулось в голове, и я вроде бы даже не вздрогнул, но веки разлепил далеко не сразу, и потому разыгрывать оскорблённую невинность не стал и пытаться.
— Задумался, Федора Васильевна, — уверил я наставницу. — Больше не повторится. Честное слово!
— Ну-ну… — протянула тётка и отошла, но назначить мне в самом конце тренировки парочку дополнительных упражнений она, разумеется, не преминула. И ладно бы просто требовалось расслабленно посидеть в попытках обрести внутреннее равновесие или даже поработать с дыханием — так нет же! Пришлось заняться активной медитацией и работать напрямую с водящим потоком и уж тут никакой созерцательностью и не пахло, ровно штангу в пару центнеров от груди жал, укрепляя энергетические каналы и прорабатывая центральный узел. По сути — ещё одна полноценная тренировка получилась.
В итоге по окончанию занятия сверхйогой я только и успел, что осушить в буфете стакан газированной воды без сиропа, и рвануть на полигон. Располагался тот на противоположном краю студгородка, бежать пришлось со всех ног. Явился последним, за что и огрёб.
— Разогрелся уже, как вижу? — нахмурился Александр Малыш и дал отмашку. — Начинай отрабатывать плазменный хлыст!
Ага, вот так сразу — без предварительной подготовки и набранного внутреннего потенциала, исключительно за счёт одного лишь входящего потока по принципу сколько взял, столько и потратил, сверхджоуль в сверхджоуль.
Напряжение! Ионизация! Нагрев! Давление!
И нет — не выброс. Удержание!
Плазменный хлыст изгибался самым невообразимым образом, но я стабилизировал его состояние и полосонул бревно — да так, что дымящиеся щепки полетели. Перерубить — не перерубил и повторил удар, а потом ещё, ещё и ещё, подпитывая и усиливая энергетическую структуру, не позволяя ей утратить форму. Остальные тоже не прохлаждались, им тоже нашлось, чем заняться.