Вроде бы мне порадоваться столь удачному исходу надо, а всего морозцем продрало. Столько раз сам мог мозгами пораскинуть, уже и не сосчитать, да чего там за примером далеко ходить — пяти минут не прошло, как на волосок со смертушкой разминулся!
Такие дела…
В гостиницу случилось вернуться только ближе к ночи. Сначала тушили занявшийся пожар и оказывали помощь раненым из числа сотрудников комиссариата и случайно попавших под удар местных жителей, потом разбирали завалы, выискивая мёртвые тела, оружие и снаряжение уничтоженной разведячейки.
Ну как — разбирали… Я всё больше в сторонке стоял и очищал пальто от не успевшей толком въесться в ткань побелки, а суетились в оцепленном полицейскими нарядами здании спешно стянутые на место перестрелки оперативники комиссариата.
Потом прикатил господин Зимник и кто-то из руководства столичного отделения РИК, параллельно следственным действиям начались поиски крайнего. А иначе никак, кто-то же должен быть виноват в провале штурма, при котором погибло шестеро сотрудников и получили ранение ещё двое или трое, а самое главное — не удалось захватить живым ни одного вражеского агента. Пусть никто из них и не ушёл, но это, насколько понял из обрывков фраз, смягчающим обстоятельством считаться не могло.
К чести Зимника, выставить виноватыми своих людей он не позволил, не стал перекладывать ответственность и на погибших, сделав упор на недостоверные данные по количественному составу ликвидированной разведячейки. Как ни крути, задержание четырёх вражеских агентов требует совсем иного уровня подготовки, нежели захват вдвое большего количества злоумышленников, к тому же проживающих не в одном номере, а в нескольких соседних.
Меня с Василем опрашивали раз пять, как одновременно, так и порознь, и приятных впечатлений после себя эти беседы не оставили. Впрочем, справедливости ради надо признать, что и нас тоже никто ни в чём не обвинял, следственная группа просто дотошно выясняла все детали случившегося и не более того. Ещё пришлось опознавать усатого субъекта; выглядел тот после попадания крупнокалиберной пули не лучшим образом, ладно хоть ещё голова не пострадала, так что со всей уверенностью заявил под протокол:
— Это он!
По возвращении в гостиницу я без особых подробностей рассказал о событиях сегодняшнего дня Альберту Павловичу и Филиппу Гавриловичу, да моим собеседникам и не было до деталей случившегося ровным счётом никакого дела. Всё верно — они почти сразу начали собачиться.
— Это же просто замечательные новости! — обрадовался было Вдовец, узнав о ликвидации пытавшегося организовать его похищение шпиона. — Теперь-то от нас отстанут, я надеюсь?
— Как бы теперь нас в Новинск не выслали, — с кислым видом выдал Альберт Павлович и развёл руками. — Ну а что вы, дорогой мой, так удивляетесь? Вы обладаете доступом к материалам секретных исследований, а комиссариату от нашего пребывания в столице больше нет никакого проку. Раньше ещё могли как живцов использовать, а теперь всё — финита ля комедия.
— Что вы такое говорите?! — вскипел Филипп Гаврилович. — Я свободный человек и не позволю столь возмутительно собой помыкать! Никто не имеет права выслать меня из столицы! Никто!
— Рекомендую ознакомиться с последней редакцией закона об операторах сверхэнергии. Признают нежелательным элементом и отправят обратно в пределы особой научной территории.
— Но это же произвол!
— Абсолютно с вами согласен.
— И что вы намерены предпринять на этот счёт?
— А что я могу предпринять? — вздохнул Альберт Павлович и сразу выставил перед собой раскрытые ладони. — Хорошо-хорошо, только не горячитесь! Не волнуйтесь! Завтра или послезавтра Иван точно получит доступ к материалам следствия…
Вдовец страдальчески закатил глаза.
— Это всё здорово! Замечательно даже! Но когда нас выпустят из номера?
— Думаю, охрану отзовут самое позднее послезавтра. Не в моих принципах пенять на бюрократические проволочки…
Дослушать реплику моего куратора заведующий лабораторией не пожелал.
— Нет, это решительно невыносимо! — выдал он и скрылся в спальне, не преминув захлопнуть за собой дверь.
Альберт Павлович покачал головой, подошёл к буфету и достал из него початую бутылку коньяка, налил мне, плеснул на донышко и себе.
— Ну, а теперь, Петя, когда нас покинула эта истеричка мужеского полу, излагай всё с чувством, с толком, с расстановкой.
Я так и поступил, а под конец достал из кармана и выставил на стол винтовочный патрон с пулей примерно восьми миллиметров в диаметре и весьма габаритной гильзой, в разы превосходившей обычную винтовочную.
— Гляньте, чем они были вооружены. Умыкнул под шумок.
Альберт Павлович озадаченно хмыкнул и взвесил в руке странный боеприпас, после прочитал надпись на донце гильзы:
— Пэ тридцать пять… — Затем уточнил: — Срединский противотанковый?