ЦДЛ

Когда бы душа еще и по вывеске своей, возмутившись, врезать умела, эх, Женя, не было б радости больше тебе, да и мне. И всем нам по причине вот такого ее неуменья – вне родины очутившимся. Хоть и не худо сидим и «Шато» попиваем на чьей-то дружеской вилле и рядом Гудзон себе течет. Истинно Хевен – рай. Но как ни крути, дорогой, а все ж соучастник ты их активный бесчеловечья. А надо бы наоборот – соучастие к людям, вон их как в лагеря волокут. Что уж голосом брать (да еще фальшивым) – стон России и покрепче тебя заглушить не умели и бежали Шаляпиным сюда – в Нью-Йорк, где сидим мы так чинно. Вон и Булат Окуджава – тоже сюда летит. Посол их посола. Не хочет Булатик наш голодать. Невзирая, что их похлебка слишком дорого стоит. Самым стоящим в жизни надо платить. Но зачем же так дорого суп покупать и рыдать, когда тебя из компартии исключают?

«Так он же мягкий человек, мягкий… Очень мягкий…»

Мягкий, как кал.

Родиться в России – одно. Переродиться и выродиться – другое. Так какое же лучше из двух «остаться» – там или все же самим собой здесь? И тебе ли неведомо, как несогнувшихся гнут. Или попросту изгоняют. Только издали голос наш громче еще. Здесь свобода бесплатна, ему есть где набрать высоты. И тебе ли не знать, как нас жадно слушают дома (слово не воробей, вылетит – без транзистора не поймаешь). Потихонечку пишем сквозь ваши заглушки по старинке домой. Пока вы там все намекаете. Кому? И нашим и вашим? А награда – все та же похлебка, лагерной не чета, да самым активным опять же на Запад презренный махнуть подачка. Самым активным по части смены личин.

Да что уж крутиться (шкуркой на членстве), поэт вне сторон. И Суд ему не Верховный республик. Плевать он хотел на пятнадцать руденок с шестнадцатым вкупе. Иди же, как Маяковский, пулю забил в барабан одну (барабанщик, он есть барабанщик – игрок). Пожалела, пришлась. В самый раз угодила. Или уехал, как кто-то из нас. Сам или очень уж попросили. Сколько лучших в чет или нечет сыграли – или Родина без свободы, где ты (в клетке) орел, или свобода без родины (в данном случае места приписки), где ты тоже не решка. И это намного честнее, чем шкуры менять и оставаться дома, его не имея.

– Как же хочется тебя прочесть, но не смею просить твою книгу – при досмотре отнимут. Опять же скандал…

Но ты не представляешь, как хочется тебя почитать… Ты же знаешь, как я тебя почитаю!

– Прочтешь – она по России свободно гуляет[10].

Иосиф Бродский в знак протеста вышел из Американской академии литературы и искусства, возмутившись постыдной всеядностью академиков здешних, когда Евтушенко туда попал.

Аксенов выбрал Вашингтон, потому что в Нью-Йорке жил Бродский.

Саша Соколов вообще из Штатов сбежал от него подальше.

Куда ты, Саша, ведь есть еще Клуб русских писателей при Колумбийском университете, где уже тоже вышибал поставили, есть клуб-ресторан «Самовар», правда без Литфонда-Парнаса, где я бумагой финской кормился (здесь ее столько, что и не нужен Парнас), есть, наконец, наша родная совковая община с персональным российским телевидением, с усредненной эстрадой, всегда готовой показать свою убогость. И прочие клубы, клубики и просто клубки, так похожие на ЦДЛ…

А впрочем, он был куда колоритней, крупней и значимей, наш гадюшник, к нему не только шваль слеталась на огонек, там еще и великие выпивали.

«Мы говорим „Ленин“, подразумеваем – „партия“. Мы говорим „партия“, подразумеваем – „Ленин“…» И так шестьдесят с лишним лет говорим одно, а подразумеваем другое.

Эзоп, Эзоп… Ныне лиса смотрит на виноград рентгеновскими глазами, и нюх у нее электронный…

Кабы могли обыскивать головы, как письменные столы! Хрупкая мечта медицинской госбезопасности! Юрисдикция и министерство здравоохранения – забота о ближнем писателе – Юрздрав! (и это в стране, где ни здоровья, ни прав!).

Еще не умели пломбировать зубы, но уже тогда научились пломбировать рот.

Так откуда же крамола прет?

Приспособить эшафот под трибуну – такого цирка теперь не увидишь. Но и в благополучном с виду ЦДЛ, чинном и сытом, где всему дано имя, нет-нет да взорвется Слово. Обозначив трещинами монолитные стены. Хоть и половые в кабаках московских не ниже майора госбезопасности.

Однажды на спор окликнули официанта: «Майор, подойдите сюда!..»

Мгновенно метнулась к нам фигура, еще миг назад медлительная, провалив в удивлении рот.

ЦДЛ. Почему бы твой ресторан не назвать именем погибавших с голоду писателей? Список их должен висеть на самом видном месте, как бы напоминая жующим, что не хлебом единым жив человек, особенно талантливый.

Всегда жду, что с крючка хрустальной люстры на белоснежный и сервированный стол спадет веревка с повисшей в Елабуге Цветаевой.

Как-то в гостях у чешских писателей заведующего Литфондом СССР Кешокова спросили, как и кому помогает Литфонд в России.

– Ну, Шолохову помогаем. Бабелю уже 30 лет оказываем помощь денежную…

Это что же, они ему на тот свет посылочки продуктовые шлют?

Снуют-снуют майорчики, как челюсти жующих писателей. Потому что обжорство на Руси не самый крупный грех. Да и веселье на Руси древнее нас.