– Странный язык английский. Я еще в Италии это заметил. Бог у них – Гад, папа – поп, а священник – фраер… Назвать моего друга падре Нило фраером, да у меня просто не повернется язык. Как он там поживает – дорогой мой падре? Небось, по-прежнему к нему эмигранты наши валом валят. На Востоке я видел тараканьи бега, никакого эффекта, вот плач взапуски – это да! И тут уж он всем без разбора по пятьдесят тысяч отваливает, правда, если перевести их на доллары, это будет не так уж много, но все равно ни с того ни с сего, ни за что ни про что и даже не за красивые глаза 50 долларов?! Потом на своих барахолках они же над ним и смеются. Тоже, впрочем, до слез. А на Остинском почтамте, где собирается их бомонд-орава, они на его добром имени еще и подрабатывают. «Хочешь получить деньги?» Ну какой же дурак не хочет? «Значит, так, мы тебе покажем, где их бесплатно дают, а ты, получив их, нам отдаешь половину – и по рукам». «Кстати, ты как – честный человек?»… Ну какой дурак скажет, что он нечестный? Я говорю: падре, да гони ты их на воздух, вон какой он купальный! Здесь же самый средиземноморский курорт, один из самых и самый из одних наилучших мировых и так далее… А он мне отвечает: «Я им иногда прямо к морю деньги привожу, если им трудно сюда за ними приехать…» Я говорю: падре, я в том смысле, чтобы ты гнал их в шею. Они же из советского профсоюза, где издавна умели слабинку надыбать. Вон сколько лет без зазрения совести кормятся вами и при этом кричат, что вы их самые злейшие враги. Они же даже гоголь-моголь из собственных яиц сделать не могут. Им заграничные подавай, как минимум, порошком яичным. Они же кроме собственной лапы сосать ничего не умеют. А уж как сажать наловчились, а все одно – не растет, потому что всю жизнь не то и не тех сажают. И застрельщики любого дела, и застрельщики любого тела, а все по чужим закромам побираются – благо дают. По принципу – не дашь, все равно уворуют. И дают. И, заметь, дорогой мой падре, не по морде откормленной вами же, наглой, а в завидущие руки, да самый жирный кусок. Запад прямо-таки упарился коммунизм им строить, отирая пот и в благодарность плевки. Он с таким остервенением копает себе могилу, будто и впрямь ему жить надоело. Даже крематорий в Москве и тот западные немцы сработали. Правда, тут недолго думали-гадали, где его заказать. Все же опыт был, и не малый – с десяток миллионов сожгли не моргнув. Ничего не скажешь – работать умели. И вот задымила достопримечательность наша – немецкая печка с русским дымком. Кстати, овчарки у нас тоже немецкие, где человек человеку двоюродный брат их на людей напускает, прежде чем положить их в братскую могилу. А братская могила у нас происходит из самого христианского лозунга: «Все люди – братья!», можно сказать, корнями уходит в него. И вообще, падре, чем выше у нас слова поднимают, тем ниже значение их и подлинный смысл. Скажем, Вера, Надежда, Любовь – три сестры, три бабищи партийные наши. Должен признаться, падре, более отъявленных курв я не видел. Но обрати внимание – как же громко взывают они с фасада, как когда-то Ярославна с Путивльской стены.
– Но, сын мой, – мне возражает падре, – но, сын мой (хотя мы почти ровесники с ним), ты же другую троицу видишь, не этих, прости меня Боже, засранок. Ты же в состоянии видеть повыше этой стены, почему же другим не сподобиться и не увидеть? Вас же немало в огромной вашей стране…