Цацики и Рецина

Мони Нильсон Цацики и Рецина

Посвящается Юнатану, Симону и Юю

Где-то посередине

Цацики вздохнул. Нагнулся и подобрал с пола трусы. Под трусами спрятался носок, а под носком, на коврике, обнаружился старый леденец. Наверное, он завалялся с самого Рождества, потому что был весь в пыли и к тому же крепко прилип к коврику. Цацики просто перевернул коврик. И леденец исчез.

Цацики ненавидел убирать свою комнату и ненавидел Мамашу за то, что она заставляла его это делать. С недавних пор она отказалась наводить у него порядок, заявив, что он уже большой и может следить за этим сам. Но она ошибалась: Цацики был еще маленький — достаточно просто взглянуть на его комнату.

Порой ему самому становилось неловко. Например, когда в гости заходили Сара и Элин. Как-то раз они нашли его грязные трусы. Они долго визжали и смеялись и всё никак не могли успокоиться. Можно подумать, у девчонок трусы всегда чистые и во всем остальном они безупречны. Откровенно говоря, Цацики уже немного надоели эти девчонки.

Он снова вздохнул, потом взглянул на тумбочку у кровати. На темном коричневом пятне залипла кружка. Неделю назад, перед тем как уехать в командировку, Йоран принес Цацики завтрак в постель. Тогда в этой кружке было какао, теперь его остатки превратились в непонятную вонючую гущу. Кружка же одиноко возвышалась на тумбочке, забытая и никому не нужная, как и сам Цацики.

Мамаша явно держала его за дурачка. Но он-то понимал: она перестала убирать его комнату вовсе не потому, что он вырос. Ей просто надоело. Теперь ей гораздо больше нравилось сюсюкаться с Рециной. На это времени у нее всегда хватало. Она щекотала и щекотала ее кончиками своих волос, пока Рецина не заходилась от хохота. Зарывалась лицом в ее живот, целовала ручки и ножки, дула в пухлые складочки и даже читала ей книжки, хотя та, конечно же, ни слова не понимала. Они сидели и часами бубнили на своем тайном любовном языке.

Раньше Мамаша часто играла с Цацики в «пытки» — щекотала его кончиками волос до тех пор, пока он не просил пощады. Цацики уже и забыл, когда это было в последний раз. Теперь она, видно, решила, что Цацики уже слишком взрослый для этой игры. Ну почему никто не додумался сделать у человека на животе вместо глупого бессмысленного пупка простую кнопку? Нажал, и ты большой — пожалуйста, смотри взрослые фильмы. Нажал еще раз, и ты снова маленький — сиди себе уютненько у мамы на коленках. Цацики чувствовал, что он вдруг оказался где-то посередине — еще не большой, но уже и не маленький.

Рецина — та была вполне себе маленькая, а Мортен — вполне себе большой. Достаточно большой, чтобы сидеть и болтать с Мамашей после девяти вечера, когда Цацики загоняли в постель. Или смотреть все подряд по телевизору, или где-то шататься по вечерам.

Цацики очень соскучился по Йорану, но тот уехал далеко в Мексику учить мексиканцев управлять десантно-штурмовым катером СВ90. Некоторое время назад Йоран устроился на новую работу и теперь зарабатывал больше денег. Только, по мнению Цацики, никто от этого не выиграл. Цацики больше не мог никому похвастаться, что Йоран — военный. На верфи, считал Цацики, может работать любой дурак. Еще Йоран стал реже бывать дома, и это Цацики совсем не устраивало. Да, конечно, он каждый день звонил, но разговаривал только с Мамашей или же лепетал какие-то глупости Рецине. Цацики будто больше не существовало.

— Дурачок, — сказала Мамаша, когда Цацики пожаловался ей на жизнь.

Она сидела в кровати и кормила Рецину. Цацики прилег рядом. Рецина на секунду отвлеклась и посмотрела на брата, но потом снова присосалась к груди и громко, жадно зачавкала.

— Конечно же, ты существуешь! Рецина просто еще совсем беспомощная. Когда ты был таким маленьким, я тоже все время сидела с тобой. Кстати, с тобой я проводила даже больше времени, потому что тогда у меня никого, — кроме тебя, не было.

— Это не считается, — буркнул Цацики и увернулся, когда Мамаша попыталась его обнять. — Я этого не помню. И знаешь, в таком случае Мортен тоже должен обходиться сам, потому что он старше.

— Нет, — ответила Мамаша. — Пока что он не может обходиться сам, и нечего ревновать.

— Я не ревную, но сколько он еще будет здесь жить? Ты говорила, недолго, а он у нас уже очень давно. Мне самому нужен мой домик под потолком.

Цацики лишился своего домика, потому что теперь там поселился Мортен и Цацики лазить туда запрещалось.

— И где он, по-твоему, должен жить? — спросила Мамаша и приподняла Рецину, чтобы она срыгнула.

— Да где угодно. В Швеции, между прочим, девять миллионов людей. Кто-нибудь его уж приютит.

— Перестань, пожалуйста, — сказала Мамаша. — Хватит себя жалеть. Представь, если бы твой отец был бездомным. Неужели бы тебе не хотелось жить у людей, которые тебе симпатичны? К тому же Мортен с тобой очень мил.

— Ага, когда ты поблизости, — пробормотал Цацики.