Слоговая азбука царей-жрецов, которую нельзя смешивать с их семьюдесятью тремя «фонемами», состоит из четырехсот одиннадцати «букв», которые кажутся мне громоздкими; каждая буква — это просто фонема или комбинация фонем, обычно комбинация. Определенные сочетания этих фонем и фонемных комбинаций, естественно, образуют слова. Я предположил бы существование более простой системы или даже экспериментов с графическими знаками без запаха, но, насколько мне известно, такие эксперименты никогда не производились.
Со всем уважением к этой сложной азбуке, я считаю, что она не подвергалась упрощениям просто потому, что цари-жрецы, с их интеллектом, усваивают эти 411 знаков быстрее, чем человеческий ребенок алфавит из тридцати букв; для них разница между более чем четырьмястами и тридцатью не имеет значения.
Это неплохая догадка, но истинные причины глубже. Прежде всего, я не знаю, как учатся цари-жрецы. Они учатся не так, как мы. Во-вторых, у них во многих делах склонность к сложности; они считают ее элегантней простоты. Практическим результатом этой склонности является то, что они никогда не упрощают физическую реальность, биологические процессы или функционирование мозга. Им не приходит в голову, что природа в сущности проста, а если бы они это заметили, то были бы глубоко разочарованы. Они воспринимают природу как взаимосвязанный континуум; мы же, ориентирующиеся на зрение, скорее представляем ее как ряд дискретных объектов, каким-то загадочным образом связанных друг с другом. Кстати, их математика начинается с дробей, а не с натуральных чисел; натуральные числа рассматриваются ими как ограниченный случай. Но, как я полагаю, самая главная причина того, почему азбука царей-жрецов остается сложной и никогда не проводился эксперимент с не имеющими запаха буквами: цари-жрецы хотят, чтобы их язык сохранился таким же, каким был в древности. Из всех разумных существ цари-жрецы больше всего склонны к шаблону, к установленным образцам, по крайней мере в основных вопросах культуры, таких, как обычаи роя и язык; склонны не по необходимости, а по какому-то генетически врожденному предпочтению ко всему знакомому и удобному. Цари-жрецы, как и люди, способны изменяться, но редко делают это.
И все-таки в этой проблеме есть еще что-то, а не только изложенные выше соображения. Однажды я спросил у Миска, почему не была упрощена азбука царей-жрецов, и он ответил:
— Если бы это было сделано, нам пришлось бы отказаться от некоторых знаков, а мы не могли бы этого вынести, потому что они прекрасны.
Под пятнами запаха на каждом портале, вероятно, для удобства людей и других не царей-жрецов было стилизованное изображение фигуры.
Мы проходили мимо многих входов, но нигде не было фигуры человека.
К нам приближалась, бегом, но не очень быстро, а размеренно, молодая женщина, лет восемнадцати, с бритой головой, в пластиковой одежде мула.
— Не задерживай ее, — сказал один из проводников.
Я отступил в сторону.
Едва заметив нас, девушка пробежала мимо. В руках она сжимала две свернутых нити запахов.
У нее карие глаза; несмотря на бритую голову, она показалась мне привлекательной.
Мои спутники не проявили к ней ни малейшего интереса.
Меня это почему-то раздражало.
Я оглянулся, прислушался к звуку ее шагов.
— Кто она?
— Мул, — сказал один из рабов.
— Конечно, мул, — сказал я.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
Я надеялся, что именно он синтезирован.
— Она посыльный, — сказал другой, — разносит нити с запахами между порталами зала обработки.
— Вот оно что, — сказал первый раб. — Его интересуют такие вещи.
— Он ведь новичок в туннелях, — заметил второй.
Мне стало любопытно. Я пристально посмотрел на первого раба.
— У нее ведь хорошенькие ножки?
Он удивился.
— Да, сильные.
— Она привлекательна, — сказал я второму.
— Привлекательна?
— Да.
— Да, — согласился он, — она здоровая.
— Может, она чья-то подружка?
— Нет, — сказал первый раб.
— Откуда ты знаешь?
— Она не из племенной группы.
Почему-то эти лаконичные ответы и покорное принятие варварских правил царей-жрецов разъярили меня.
— Интересно, какова она в объятиях, — сказал я.
Они посмотрели друг на друга.
— Об этом нельзя думать, — сказал один.
— Почему?
— Запрещено, — объяснил другой.
— Но ведь вы об этом думали?
Один из них улыбнулся.
— Да, — признался он, — я иногда думаю об этом.
— И я тоже, — сказал другой.
Мы все повернулись и посмотрели на девушку; она казалась далекой точкой в свете вечных ламп.
— Почему она бежит? — спросил я.
— Она бежит по расписанию, — сказал первый раб, — и если опоздает, получит черту.
— Да, — подтвердил второй, — пять таких черт, и ее уничтожат.
— Черта — это какой-то знак в вашей характеристике?
— Да, и он наносится на твою одежду.
— На нашей одежде, — сказал другой, — записана подробная информация, и по ней цари-жрецы различают нас.
— Да, — подтвердил первый, — иначе, боюсь, они не смогли бы нас отличать друг от друга.
Я запомнил эти сведения, надеясь, что когда-нибудь они окажутся полезными.
— Я полагаю, могучие цари-жрецы могли бы изобрести и более быстрый способ доставки записей.