Царствуй во мне

В беседе с офицерами Жюли между строк упомянула, что между молодым эсером и ею установилась не только политическая связь. Девушка в старомодных рюшах томилась пустотой бытия и отчаянно стеснялась своей девственности, потому и возводила на себя напраслину. Непорочность была не в моде – ее порицали. Веяния Северной Пальмиры достигали и помещичьих отпрысков. Девица рисовалась и, очевидно, кокетничала с Валерием Валерьяновичем, изо всех сил изображая «самостоятельную, свободную от предрассудков» натуру.

Прогуливаясь с молодыми людьми по урезанным земельной распродажей владениям, она приметила, что Шевцов, сняв фуражку, набожно перекрестился на звучавший за холмом благовест. Фыркнув, девица высказала мнение: от чудного душки Шевцова никак нельзя было ожидать такого жеста.

– Что же вас, собственно, удивляет, Ульяна Вениаминовна? – безучастно отозвался Валерий.

– Самообольщение пережитками прошлого, Валерий Валерьянович. Разве не религия стала для многострадального народа ловушкой, а для царизма – громоотводом, позволившим ему держаться веками?

– Ульяна Вениаминовна, предпочту не углубляться в эту дискуссию – послушаем-ка лучше соловьев, – дипломатично заметил Шевцов, угадывая непригодную для проповеди Евангелия почву и памятуя завет «не мечите бисера». Дружной вмешался:

– Да и я, откровенно говоря, тоже удивляюсь приверженности Валерия к обрядам. Ведь он у нас еще и постом говеет.

– Серж, остановись, – приказал Валерий Валерьянович, умевший положить предел нежелательному развитию беседы. – Я, конечно, не против потолковать с тобой о Священном Писании, но всему свое время и место. Право, не сейчас.

– В самом деле, Валерий Валерьянович, – искренне изумилась собеседница, – а я, знаете ли, давно уже обряды не соблюдаю. В детстве, представьте себе, – продолжила она, немного стесняясь, – у меня случился экстатический религиозный порыв. В церкви, куда меня бабушка водила, после блистательной проповеди нашего архимандрита Исидора. Он так проникновенно вещал с амвона о любви к ближнему и следовании Христу. Прямо сердце мне зажег! И я, воображая себя Марией Магдалиной, пробралась к дому священника, чтобы хоть издали еще раз взглянуть на сего замечательного апостола и усилить пользу от его поучения. И что же? Заглядываю через окно – и застаю его за ужином, а на столе – отменный румяный поросенок. Великим Постом! Каково лицемерие! С тех пор я в церковь ни ногой. И не говорите мне об этом больше! – девица нервически вздрогнула.

С непритворным участием и мгновенным раскаянием за поспешную оценку Валерий Валерьянович глянул на разом ставшее ему симпатичным, расстроенное лицо. Голос молодого человека приобрел невольную задушевность:

– Ульяна Вениаминовна, дорогая, да ведь немало же и настоящих, добрых пастырей. Вы, должно быть, слыхали про протоиерея Иоанна Сергиева, настоятеля Андреевского собора в Кронштадте. Мне доводилось бывать на его пламенных литургиях – незабываемо. И мало того, что он так горит верою, что и на общих исповедях паства вслух кается и плачет, так он и всей своей жизнью изъявляет преданность христианским идеалам. Он основал Дом Трудолюбия, женскую богадельню, школу для неимущих, детский приют и остался их попечителем. Вот пример того, как неуклонное стояние в вере одного человека меняет жизнь целого города. Ведь Кронштадт в нравственном смысле был до его прибытия духовной пустыней, если можно так выразиться: мздоимство, пьянство, воровство с разбоем, внебрачные связи со всеми последствиями. Одним словом, мерзость запустения и глухая безнадежность.

– Да в том-то и дело, Лера, что таких, как он, – капля в море по отношению к океану хладнокровных карьеристов и фарисеев, – не выдержал Дружной. – У нас нынче вся страна – духовная пустыня, пользуясь твоим же выражением. И ты сам, вместе с твоим отцом Иоанном, – попросту вымирающие мамонты.

– Нет. Таких много… И к тому же, пусть хоть один останется – даже один в поле воин, – упорствовал Шевцов.

И каждый был по-своему прав.

Глава 6 На краю Империи

Рассерженный господин Колесников, полноватый обладатель модной курчавой бородки, не заставив долго ждать, вызвал Шевцова для объяснения:

– Валерий Валерьянович, не доверил ли я вашей непосредственной опеке свою единственную дочь? Не давали ли вы клятву у Святого Престола о супружеской верности в богатстве и бедности, радости и печали, здравии и болезни?

– Леонид Дмитриевич, причем тут это? Валерия Леонидовна, очевидно, пребывает в нервном расстройстве. Ей надо обратиться к специалистам.

– А по мне, так это вам следует безотлагательно направиться в духовную лечебницу – на исповедь. И позаботиться о перемене нравственных устоев.

– Я регулярно там бываю, господин Колесников. Это дело мое и Господа Бога. Посредников не требуется, благодарю.

– Вы увиливаете от темы. Я осведомлен: вы нечестны по отношению к Валерии.

– Это вам Валерия Леонидовна доложила?

– Не имею оснований не доверять дочери. Немедленно езжайте к ней с извинениями и наладьте, наконец, законную семейную жизнь.