Царствуй на страх врагам! «Прогрессор» на престоле

Они сидели у стола в маленьком домике на окраине города, где была его полевая ставка. Над разложенными на столе картами и бумагами горели коптящие сальные свечи. Генерал Мехмед-паша докладывал, предлагая путь отхода на юг, в Ливан. Абдул-Хамид хотел возразить, указать путь на Багдад и уже приподнялся к столу, но в это мгновение свечи задуло сильным сквозняком. Стало так темно, словно его глаза выпили дэвы из детских страхов.

— Что это?.. — начал было он, но в этот момент с отчетливым звоном разлетелось стекло.

Чужой незнакомый голос произнес, коверкая слова:

— Ваша — сдаваться! Сопротивление — смерть!

А потом снова вспыхнул свет. И он шел из окон.

У врагов оказались небольшие, но мощные фонари, которыми они слепили всех, кто был в комнате. Вокруг внезапно оказались какие-то непонятные люди, которые схватили его за руки и грубо обыскали. Отобрали саблю, пузырек с ядом, сняли кушак, завернули, словно барана, в ковер. Потом его долго везли на жутко громыхающей железной повозке. Руки и ноги настолько затекли, что, когда ковер развязали, Абдул-Хамид не мог стоять. Тогда ему казалось, что все это происходит не с ним, что он сейчас проснется. Словно от страшного сна, которые он иногда видел в детстве. Но пробуждение все не наступало и не наступало…

Молодой мужчина с небольшими усами и холодными серо-ледяными глазами смерил его взглядом, затем что-то спросил. И, поняв, что Абдул-Хамид его не понимает, произнес по-французски:

— Сейчас, наверное, жалеешь, что Крит не отдал?

После чего отдал его казакам. Его помыли и переодели, ворочая, как бездушную куклу. А потом был парад, где его поставили рядом со своими генералами и офицерами. Маршировали колонны войск под медный грохот оркестра, и падали славные знамена, помнящие еще Вену, Белград и Севастополь, — падали подбитыми птицами к ногам русского царя, стоящего на башне громадного железного чудовища — самоходного орудия «Медведь». Затем Абдул-Хамида заставили подойти к броневику и поднести торжествующему императору свою усыпанную драгоценностями саблю.

Неподалеку стояли, понурившись, пленные аскеры, которым не суждено было больше увидеть свои дома. Их ждали необъятные просторы Сибири и тяжелый труд на благо победителей. Но даже тогда он еще не знал, не подозревал, что замыслил этот совсем еще молодой человек, правивший их извечными врагами. И потому, когда ему сообщили, что Порты больше нет, Абдул-Хамид сперва не понял. Потом — не поверил. Как выяснилось — напрасно.

И вот теперь он сидит здесь, в этом маленьком домике, и только двое слуг прислуживают своему бывшему повелителю.

С дальней мечети донесся призыв муэдзина. Абдул-Хамид тяжело поднялся из-за стола, с трудом опустился на колени. По дряблым щекам катились слезы. О, Аллах, милостивый и милосердный, за что ты предал нас в руки неверных? Что сотворили мы, что ты отвернул от нас лик свой?..

В груди вдруг родилась ноющая боль, поднялась выше, перехватила дыхание. Он покачнулся, схватился за левую сторону. В глазах потемнело. Вдруг ему показалось, что перед ним снова площади Стамбула, а он сам — не жалкий пленник, а вновь великий султан, потрясатель вселенной. Он услышал восторженный рев толпы, попытался гордо выпрямиться, но пошатнулся и неловко завалился набок…

Газета «Московские ведомости» от 17 февраля 1891 года

«Вчера в Уфе скончался бывший султан Турции Абдул-Хамид II. Последние полгода царственный пленник провел под милостивым присмотром Великого Государя Николая II Александровича, отдыхая от забот и тягот правления среди единоверцев-башкир. Врачи констатировали смерть от приступа грудной жабы…»

Интерлюдия

Камин, сигары, кларет…

— Джентльмены хотели бы знать: чего мы добились, поддавшись приступу вашей русофобии, милорд? — хриплый, одышливый голос был просто-таки наполнен издевкой. — Сотни тысяч фунтов ушли на перевооружение турецкой армии, миллионы фунтов стоили погибшие в бесполезном сражении в Мраморном море корабли, наш флаг если и не стал еще поводом для насмешек, то, во всяком случае, уже не вызывает ни у кого ни малейшего уважения. И ради чего все это, милорд, ради чего?

— Милорды, милорды… — успокаивающий голос хозяина гостиной слегка дрогнул. — Достаточно уже того, что нас отстреливают, точно фазанов, и травят, точно мышей и крыс. Как видите, с нами больше нет дорогого графа и уважаемого маршала. Они оба пали от рук проклятых ирландских террористов. Надо ли нам усугублять это своими ссорами?