Царство. Возвышение Тьмы

Клод услышал, как мужчина пытался успокоить ее, слишком тихо, чтобы услышать. Где-то внутри плакал ребенок. Держи голову вниз, подумал он, глядя за землю под ногами. Не смотри на них.

Только так можно было сейчас пройти по городу. Везде были могилы, и люди кричали из окон, выпрашивая еду. Некоторые задавались вопросом, были ли у него какие-то специальные лекарства, которые он принимал. Как он не болен? Почему некоторые люди живут, а другие умирают? Как он мог им помочь?

Когда он подошел ближе к городской площади, он услышал пение язычников. Лошадь издавала ужасные звуки, будто умирала от потери крови - визги, нытье. Он склонил голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как она корчится от боли. Язычники привязали ее копыта к платформе, и она не могла свободно пинаться. Кровь была повсюду.

— Наш католический бог отвернулся от нас! - крикнул Жерар, парень на четыре года старше Клода. Он был одним из самых жестоких ровесников Клода. Он всегда был первым, кто пинал его или плевал на него, когда он проходил мимо. - Мы должны дать больше жертв, чтобы успокоить языческих богов. Мы должны попытаться закончить это!

Несколько выживших окружили его. Женщина плакала.

— Но это уже третья лошадь, которую мы приносим им в жертву. - сказала она. - Ничто не остановит это. Чего они хотят от нас?

— Мы должны продолжать приносить им жертвы. - объявил Жерар. - Мы должны...

Он замолчал, сомневаясь. Когда Жерар посмотрел на толпу, его глаза встретились с глазами Клода. Его верхняя губа изогнулась в зловещей улыбке. Он все еще держал кинжал, которым он перерезал горло кобылы, на конце он был темно-красным. - Мы будем делать все возможное! Им нужно больше, чтобы успокоиться.

Кобыла издала ужасный звук. Она все еще боролась. Клод отвернулся, не в силах смотреть. Вместо этого, он ускорил шаг, почти пробегая мимо крошечной католический церкви, которую уже забыли. Ничто не остановило чуму, и оставшиеся в живых потеряли веру в своих молитвах. Вместо этого они повернулись к деревенским язычникам, надеясь, что они смогут дать им ответы.

Когда Клод пришел к колодцу, он быстро сделал свою роботу, стараясь забыть вид умирающей кобылы. Он пытался забыть тела возле реки и груду мертвых коз рядом с каменным алтарем. Если бы только он мог забыть, как два дня назад он похоронил и Жака, и его маму в лесу за домом. Он поставил по одному деревянному кресту на каждой из могил. Он должен был верить в какую-то высшую силу... Это все, что у него сейчас было.

В ведре был только один дюйм (2.54 см) воды, но он принес его в любом случае, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы смочить горло. Энзо лежал на матрасе на полу. Его шея распухла, ногти стали черными. Он ворочался во сне. Клод окунул тряпку в ведро и приложил ее к губам Энзо, а затем к его горячему лбу.

— Вода для тебя. - сказал он, когда вошел в заднюю комнату. Он встал на колени около кровати отца. Он выглядел хуже, чем Энзо. Чума заразила его за два дня до мальчика, и у него была худшая стадия. Он не мог говорить. Он едва смог открыть глаза, чтобы посмотреть на Клода.

Клод окунул тряпку в ведро, затем сжал ее, позволяя каплям влаги упасть в рот его отца. Он попытался сглотнуть, но не смог. Он хрипел, в его легких была жидкость, из-за которой он трудно дышал. Клод много раз желал, чтобы его отец умер, но теперь он знал, что никогда не имел ввиду это. В последние дни на него было трудно смотреть.

— Я здесь, сейчас. - сказал Клод, пытаясь успокоить его. - Я с тобой. Будь в мире, папа, будь в мире.

Он ускользал. Клод знал, что его вид сейчас подразумевает. Он знал, что все в организме замедлялось, что все останавливалось. Он видел такое у мамы и Жака. Он убрал волосы отца с лица. Тогда Клод взял влажную ткань и сжал ее, снова позволяя последним каплям воды из колодца упасть в рот отца.

Глава третья

22 сентября 1517 года

Клод вынес грязную, пропитанную потом одежду из дома и бросил ее на окровавленные простыни. Там были рубашки его отца, кисти его матери из конских волос, детская обувь и игрушки. Он выкинул все эти вещи, поскольку так приказали горожане. Он зашел внутрь, схватил одну из свечей, а затем поджег все эти вещи.

Он почувствовал некое облегчение, когда увидел, как все это сгорает. Любимые красные штаны Жака. Фартук мамы. Шарфы, которыми она завязывала волосы во время готовки. Куклы из веревок Энзо, который называл их солдатами, хотя Клод был уверен, что они предназначались для девочек. И одежда его отца… среди которой была и накидка палача. Нет, ему не было грустно, когда огонь поглотил все это.

Дом был одним большим напоминанием о том, что он потерял. Живя в одиночестве последние недели, он все время вспоминал. Вот здесь Жак сказал свои первые слова. Вот тут, в углу стола, мама дала Клоду в детстве фигурки из глины, которыми он играл. В том углу спальни Клод спал вместе с Энзо, который все время говорил во сне.