Где-то на самом верхнем горизонте голубого марева проступили едва различимые, воздушные, словно облака, удивительно прекрасные образы. То были женские или детские лики. Они улыбались ему так, как не улыбался никто: мило, кротко, с радостью. Так улыбаются самые близкие и любимые существа. Владимир пригляделся – головки поддерживались пухлыми, молочно-белыми телами. Мягкие крылышки, покрытые кудрявыми перьями, прятались за круглыми спинками, дальше шли нежные полусферы голых ягодиц и короткие ножки с растопыренными пальчиками и розовыми пятками. Они не только приветливо улыбались, их толстые, с перетяжками, как у младенцев ручки, манили к себе. Крылышки трепетали чаще, чем крылья птиц, их звук напоминал мягкие хлопочки – казалось, они были рады Владимиру, а оттого так суетились. «Это – ангелы! Как хорошо! Господи, я иду к тебе!» – прокричал Владимир, увлекаемый мощным потоком лучезарного эфира. Ему никто ничего не объяснял, но он интуитивно понял: «Мне надо лететь туда, домой. Туда, куда стремятся все души».
– Куда ты, дурашка! Куды собрался, родимый? Эх, вовремя я успел! Опять эти сопли, пух и световые фейерверки! Хоть бы немного разнообразия. Господа, вы устарели. Ну, невозможно же – из раза в раз – одно и то же. У меня сейчас начнется чих и слезотечение. – Чья-то сильная и грубая ладонь схватила Владимира за рукав, встряхнула и поставила на грешную землю. Сразу же вернулись боль, тяжесть и страх. Страх снова заставил зубы стучать. – Кыш-кыш отседа! Не по адресу, господа! Опять ошибочка вышла… Господин Махнев приписан к моему ведомству, причем без всяческих сомнений и предварительных расследований.
Раздался громкий и бесцеремонный хохот. Незнакомец дунул в сторону голубого столба и снова дернул Владимира за рукав.
– Нет, сокол мой, нам с тобой не туда! Нам совсем в другую сторону.
– Куда? – голос дрожал от страха.
– Куда? В Геенну Огненную… А что такое? Ты чем-то не доволен? – незнакомец хмыкнул.
В тот же миг голубой столб стал трепетать, бледнеть и укорачиваться. Углы комнаты вновь заволокло сумраком. Раздался короткий, словно обрезанный трубный звук, чирикнули возбужденные ангелы. В их беглых прощальных взглядах прочиталась такая печаль, что Владимир в очередной раз содрогнулся от непостижимого, безвозвратного горя, предчувствия неминуемой катастрофы. Раздался мягкий хлопок, и столб исчез – будто его и не было.
– Пойдем! – властно изрек незнакомец, – нам лучше уйти до рассвета – легче будет путь.
– Я не хочу, я не пойду с вами! – голос Владимира прозвучал слабо, просительно, почти трагически. – Отпустите, умоляю!
– Отпустить тебя? Ты в своем уме? Хозяин приказал доставить тебя к месту назначения, причем без проволочек.
– Отпустите, а!
– Да не дрожи. Смотреть противно… Где твоя гордость? Лоск, бравада, Вольдемар? Куда исчезло все? Неужто это ты – губитель женщин, любитель рифм, софист, философ, лицедей? Стыдись, от страху ты покрылся потом и дурно пахнешь… Где же твой парфюм? Ну ладно, я тебе потом его пришлю. Что братец, страшно? Ну, а как ты думал? – незнакомец рассмеялся. – Уж сколько раз бывал я порученцем, гонцом, конвойным, стражем, наконец: и всякий раз бываю я довольным. Чего греха таить? Мне сладок этот крест! Замечу, из пристрастия к тебе, к твоей натуре тонкой я буду иногда, когда нахлынет рифма, увлекать тебя стишками. Ты не против? – прозвучал нарочито дурашливый вопрос. – Хотя по части стихоплетства, я признаюсь, ты пальму первенства на финише возьмешь… Но, от судьбы своей, дружочек, теперь-то ты уж точно не уйдешь.
Владимир опустился на стул и покосился на мужчину. Темный плащ полностью скрывал его высокую фигуру, лица почти не было видно, вернее, создавалось впечатление, что его визави прячет взгляд.
– Скажите мне… я умер?
– Ну… как тебе сказать, ты умер, но живой, – вяло отозвался собеседник.
– Не понял?
– Куда тебе понять? Твои познания не далее стихов и глупых рассуждений об удовольствиях идут. А дальше глянуть было лень?
– О чем вы? Я не понял снова.
– Не понял он. Вот зарядил, как Попка-попугай! Хоть лекцию тебе читай… А ведь по части лекций это – ты у нас мастак. Забыл, как глупой Глашке лекции читал? Стоял я рядом и от смеха умирал. Нашелся лектор по анатомии! Ты приуныл? Пожалуй, я к тебе необъективен. А лекция была чертовски хороша! Тебя я незаслуженно обидел. Прости меня, любимая душа, – произнес он с умилением. – Нет, если б не по нраву мне были лекции сии – меня бы рядом не было с тобой. А так, как ни крути – ты мой и только мой…
Господин в темном плаще явно упивался своей речью:
– Придется просветить тебя немного, ведь предстоит нам дальняя дорога. А ты меня расспросами измучишь. Изволь, все в краткости получишь. От долгих перораций я устал. Так вот: душа – бессмертная монада. Хм… корпускулы, молекулы…, но это нам не надо… Слушай, мне скучно все это жевать. Тебе уж тридцать лет, пора бы было знать, что знает каждый смертный человек: уж сколько не умри – душа жива вовек. Ну, а тела – что в шкафчике одежда. Надел, носил и бросил. Чего о них жалеть? Ты понял?