Царство Прелюбодеев

Рядом с полуобнаженной японкой, на которой из одежды оставался лишь золоченый пояс и деревянные сандалии на высоком каблуке с тремя подставками, возник фарфоровый тазик с водой. Пахнуло чайной розой и миндалем. Холодные пальчики прикоснулись к натянутой плоти. Эти прикосновения напомнили трепет крыла садовой бабочки или дрожание полураспустившегося бутона бархатной фиалки. У Владимира снова пошел мороз по коже, и встали дыбом все телесные волоски.

– Ииии, – простонал он. – Акеми, милая, что ты делаешь со мной?

– Я лишь хочу обмыть твой славный жезл, мой господин, – прозвенел тоненький голосок.

Она взяла в руки торчащий сверх меры член, движением ноги подвинула таз с водой и принялась аккуратно и нежно обмывать раздутую головку и лиловый от возбуждения ствол. Владимир стонал от наслаждения. Через пару минут Акеми достала тряпичную салфетку и промакнула капельки душистой воды. Она полюбовалась на чистый и вполне готовый к бою инструмент. Вишневые губки прикоснулись к блестящей головке.

– Как ты хочешь, чтобы я тебя связал?

– Раздвинь широко мои ноги и привяжи ступни к двум концам этой бамбуковой палки. – Владимир огляделся. В этом чертовом доме все предметы возникали прямо из воздуха. Рядом с японкой оказалась крепкая, длинная палка. – Я хочу, чтобы Владимир-сан мог хорошенько видеть рубиновые стены моей пещеры, а не только заросли у входа. Но перед этим Владимир-сан я попрошу тебя связать мои запястья над головой.

– Но разве тебе не будет больно, моя маленькая? – прохрипел возбужденный Владимир.

– Мне будет очиень, очиень приятно, – она улыбнулась темными зубами.

Он сделал так, как хотела смелая юдзё. Худенькие, белые ноги распахнулись так широко и легко, словно Акеми всю свою короткую жизнь служила балаганной гимнасткой. И Владимир увидел-таки ярко красную пещерку белолицей юдзё. Он вошел в нее с неземным наслаждением.

Владимир не понял, сколько времени он провел с прекрасной Акеми. Ему казалось, что вокруг них вырос высокий бамбук – целая бамбуковая роща, и сами они лежат на изумрудной и мягкой циновке. Замерли все звуки, зал, полный совокупляющихся людей, уплыл куда-то в стороны и стал почти невидимым. Перед лицом Владимира была лишь страстная японка. Она морщилась, плакала от боли и захлебывалась от страсти, шепча ласковые слова. Он поворачивал ее то передом, то задом. Искушенная в любовном ремесле, маленькая юдзё подсказывала ему все новые комбинации страстных совокуплений с использованием веревки. Кроме этого в ее шелковом узелке оказался целый набор деревянных и каменных дилдо, коими она просила затыкать пустующие отверстия. В ход пошли деревянные прищепки, костяные крючья и кожаная плеть. Акеми любила получать удовольствие посредством боли. Они зашли так далеко, что худенькое белое тело его новой любовницы приобрело местами багровый оттенок, а рубиновая раковина распухла от множества прищепок.

– Акеми, нам нужно остановиться. Этому омуту не будет конца. Смотри, твое тело горит от порки и прищепок, – выдохнул Владимир после очередного оргазма.

– Как прикажет мой сильный господин, я ухожу… – прозвенел тоненький и немного разочарованный голосок Акеми. – Если Владимир-сан пожелает, я тут же появлюсь. Стоит тебе лишь подумать о маленькой юдзё, как я примчусь быстрее лесного ветра.

Не успел он опомниться, как Акеми накинула красное шелковое кимоно, собрала веревки, прищепки и другие атрибуты страстной любви. Мелькнул фейерверк ярких красок, звякнул серебряный колокольчик, воздух наполнился ароматом хризантемы. Раздался легкий хлопок, и юдзё исчезла. Пропала, словно мираж и бамбуковая роща.

После исчезновения японки, Махнев заново ощутил свое присутствие на всеобщей вакханалии – вернулись все запахи и звуки.

После нее к нему потекла вереница других соблазнительных женщин – рыжие, брюнетки, чернокожие, мулатки, азиатки…

Он сбился со счета – сколько раз его приап входил в разномастные: узкие и не очень, теплые и почти горячие, гладкие и волосатые, тугие и скользкие тоннели. Сбился со счета – скольких женщин он удовлетворил. Он лежал на многих, многие скакали на нем, он вставлял горячий, ненасытный ствол в разные отверстия и, казалось, был готовым удовлетворить все страждущие похотью, адские тела. Под конец член почувствовал влажное и нежное касание – это были губы робкого, смуглого юноши. А потом и рука светловолосого, широкоплечего «баварца» по-хозяйски потянулась за его детородным отростком… У него уже не было сил противостоять натиску всех сладострастников и собственному вожделению. Натруженный фаллос горел, как огонь. Усталые губы едва слышно прошептали:

– Хватит, господа… Это уже слишком. Я устал… от вашей любви. – И он тут же упал словно подкошенный. Вокруг послышались дикий хохот, визги, улюлюканье… А может, ему это мерещилось.