Царство Прелюбодеев

– Ничего… Только кустик жалких волос и пухлый лобок, похожий на женский.

– Он что, совсем не писает?

– Я уже говорил, что сия операция очень сложна, и выживает после нее лишь треть пациентов. Так вот, сразу после отсечения гениталий несчастному вставляют в мочеточник серебряную трубку, гусиное перо или оловянный гвоздик со шляпкой и не дают пить несколько дней. Если спустя какое-то время скопец сумеет помочиться через оные приспособления, значит, он останется жив, а если нет, то судьба его решена – он умрет в страшных муках. Кстати, темнокожие кастраты выживают чаще, чем европейцы после подобной экзекуции. Один знакомый турок Мехмед – эфенди рассказывал мне, что оскопленные белые пленники раньше гибли сотнями. Вот почему в гаремах больше темнокожих евнухов. А европейцам чаще делали частичное оскопление… Кому-то отсекали одни тестикулы, а кому-то, что намного хуже – отсекали пенис, либо его часть.

Что, к слову, не всегда являло собой более гуманный исход. Многие из несчастных, подвергшиеся этой ужаснейшей операции в зрелом возрасте, не утрачивали плотской тяги. Ужаснейшей тяги… И она подчас была столь мучительна, что кастраты добровольно прощались с жизнью, лишь бы избавиться от огненного вожделения. В этом смысле более гуманна сия операция в очень юном возрасте, почти в детстве, до момента созревания плоти… Хотя мне, просвещенному европейцу, все эти обычаи кажутся настолько варварскими, что само понятие «гуманности» здесь выглядит абсурдно. – Владимир помолчал, взгляд серых глаз немного погрустнел. – Таким образом, надеюсь, я удовлетворил ваше, Полин, любопытство. Но, судя по лукавству, таящемуся в ваших прекрасных глазах, вы знали это все и без меня… А может, и лучше меня.

– Да, я очень любопытна. А потом, не знаю, отчего, но меня сильно заводят подобные разговоры. Подавление желаний плоти. Не в этом ли боль и изысканная сладость? – глаза Полин потемнели. – Вы не обмолвились ни единым словом о… женской кастрации.

– О нет, Полин, тут я пас! Я, конечно же, слышал об этом и не раз и знаю, что таковая существует особенно в странах Африки и Азии. Там есть мнение о том, что женщина должна быть лишена всяческой природной страсти. Что она должна служить лишь инструментом для проявления животной похоти своего супруга и сосудом для вынашивания плода. Там некоторым женщинам еще в детстве отсекают клитор, дабы они не получали полного удовольствия от любовного соития.

– Какой ужас! – пролепетала Полин.

– На мой взгляд, это – также гнусное изуверство… А есть даже такие страны, где местные эскулапы берут на себя полномочия перекроить половые органы женщины на свой извращенный манер. Их не устраивает то, что сотворил Создатель. У них, видите ли, на сей счет свои взгляды. Они отсекают девочкам не только клитор, но и половые губы и зашивают все так, что на месте прекрасной раковины появляется пустое гладкое место. Что может быть нелепее? Еще страшнее, когда этой операции подвергаются взрослые женщины – рабыни, попавшие в плен, и определенные в гарем к одному из местных царьков.

– Какое издевательство! Если женщина уже знает, что есть наивысшее блаженство, и с лепестками ее плоти уже играли и не раз, то, каково ей всего этого лишиться?

– И здесь известны случаи, когда оскопленные наложницы лишали себя жизни. Иногда природа и голос страсти стоят выше человеческого разума… Полин, давайте сменим тему. Что касается меня, то одним из высших удовольствий я нахожу лицезрение распахнутой и возбужденной женской плоти. Вид устрично-розовой, чуть припухшей вульвы, истекающей соком, не может оставить равнодушным любого нормального мужчину.

– Нормального, да… – игриво отозвалась Полин. – Но мы немного отвлеклись. Владимир, вы так и не были со мной откровенны до конца.

– Почему?

– Вы не сказали о своем экзотическом любовнике самого главного.

– Ну, и?

– Я хотела знать: какими размерами был его пенис? Испытывал ли он удовольствие посредством его? И употреблял ли он его по отношению к вам, Вольдемар, в активной роли? – Полин еще больше покраснела и отвела в сторону, затуманенный страстью, взгляд.

– Ах, как вы несносны в своей пытливости, любопытнейшая из женщин! С чего вы взяли, что я буду с вами столь откровенен? – Владимир приподнял бровь и с вызовом посмотрел на Полин.

– С того, что в этом нет ничего предосудительного. Вы, верно, забыли, мой друг, что находитесь не в божьем мире на рауте у Дубоносовых или Виноградовых, а в Преисподней. А вернее, в той ее части, где живут и получают наказание самые злостные любодеи. Владимир, вы – один из нас, и я не вижу причины скрывать пикантные подробности ваших грехов. Запомните, здесь этого не любят… – В глазах Полин сверкнул какой-то красный огонек.

«А она не простая женщина», – заподозрил Владимир, но вслух произнес: