Царство крыс

Он и мать ненавидел — за то, что так плохо о нем заботилась и так рано умерла, бросила его одного. За то, что оказалась такой слабой, принимала всякую дрянь, лишь бы не смотреть жизни в лицо. А он был маленький тогда и остановить ее не мог. Он ненавидел музыку, потому что быстро понял — музыка была для матери как наркотик. Он думал, что хуже музыки ничего нет. Но в метро ему стало ясно, что он ошибался, — грибы доконали мать гораздо быстрее. И только теперь Васька понял, как сильно на самом деле ее любил.

В последнее время жизнь стала казаться ему более сносной. Товарищи, с которыми его свела судьба, не смотрели на него свысока. Принимали его таким, какой он есть. Но теперь и они ничем не могут ему помочь. Умирать все равно каждому приходится в одиночку.

И верная подруга-злость, которая сейчас поднималась в нем, на этот раз была направлена не на людей, а на слепое нечто, засевшее в туннеле и руководствовавшееся только животными инстинктами. Надо же было, чтобы такие уроды вытеснили людей с поверхности, заставили ютиться в подземке! Может быть, люди изменились бы к лучшему, хоть чуть-чуть, если бы им не было так трудно?

Что ж, пусть он жил, как придется, но умереть сумеет, как полагается. Впрочем, не так уж плохо он жил: ему везло, часто удавалось наесться досыта. Беспутная мать, сгинувшая через несколько лет после Катастрофы, оставила сыну в наследство звериное чутье и ловкость. А еще — ярость на эту бессмысленную жизнь, где никто никому не нужен. Васька точно знал, что нужен был разве что своей матери, да и то не очень. Но матери давно уже не было…

Теперь вся его ярость обратилась против засевшего в туннеле, как в раковине, безмозглого моллюска.

«Ты хочешь меня? Ты меня получишь. Но придется тебе усвоить — человека так просто не возьмешь».

И твари, засевшей в туннеле, пришлось-таки пережить пару неприятных минут. Уже убегая, Игорь услышал негромкий хлопок и, оглянувшись чуть ли не одновременно с этим, увидел забушевавший позади огонь. Раздался звук, похожий на возмущенный вздох, затем шипение. Игорь даже как будто уловил с содроганием запах горелого мяса. Теперь он был уверен — чертова масса на некоторое время забудет, как охотиться на двуногих. И еще мелькнула в голове подлая мыслишка: хороший был пистолет «Макаров», им бы он тоже не помешал, а теперь вот пропал… Но тут Игорь вдруг скорчился, и рыдание вырвалось из груди. Он опустился на пол и заплакал, а рядом сидел, обхватив голову руками, Профессор, и горько, надрывно скулила Марина, прижимая к себе девочку.

Глава 4 О ЧЕМ ЕЩЕ НЕ ПИСАЛ КАСТАНЕДА

Они решили, что не станут подниматься на поверхность здесь. Кто знает, не притаилась ли в туннеле та же самая биомасса, которая, по слухам, находилась в Кремле? А может, то был какой-то другой мутант. В любом случае, проверять это никому не хотелось. Бродяги двинулись в обратный путь. И хотя теперь с ними не было Васьки, из-за раненой ноги которого им приходилось идти медленно, все четверо все равно еле ползли — сказывались усталость и переживания.

— Ну, и куда мы теперь? — спросил вдруг Профессор.

— Не знаю, — ответил Игорь. — Наверное, надо идти в другую сторону, к Цветному бульвару, а там либо к Сухаревской, либо к Проспекту Мира искать дорогу.

— Это далеко, — сказал Профессор.

— А что, у нас есть выбор? — поинтересовался Игорь.

— Тут рядом должна быть еще станция Кузнецкий мост, — сообщил Профессор. — Только я не знаю, сможем ли мы под землей до нее добраться, или на поверхность придется вылезать. Она в стороне немного находится, но довольно близко отсюда. Там вроде мастеровые живут. А с нее переход есть на Лубянку.

— Знаю, — буркнул Игорь. — И в каком это направлении?

Профессор ткнул рукой в правую стену туннеля.

— Надо искать проходы в ту сторону. Хотя если слева проход попадется, тоже неплохо — можем выйти в подземелья Большого театра, а они вроде бы сообщаются с туннелями метро. Есть шанс попасть на Красную линию.

— Только театра нам и не хватало, — буркнул Игорь. — Цирк уже был, музей я тоже видел и еле ноги оттуда унес. Воображаю, что творится теперь в театре — не сомневаюсь, можно получить незабываемые впечатления. Но, кажется, культурную программу я и так перевыполнил на несколько лет вперед.

— А я бы сейчас посмотрел балет, — с сожалением вздохнул Профессор. — «Лебединое озеро», например…

Где-то над ними была сейчас Театральная площадь. «Интересно, — подумал Профессор, — уцелел ли Большой и четверка коней наверху?» Он вспомнил массивную люстру, тяжелые складки занавеса, бархат и позолоту. В оркестровой яме настраивают инструменты музыканты, в зале рассаживается нарядная публика, негромко переговариваясь. Видение было таким отчетливым, что Северцев потряс головой. Все это в прошлом и никогда не вернется. Пышные костюмы актеров, роскошное убранство зала, великолепие под стать царскому дворцу. В Малом театре много лет подряд шла пьеса «Царь Федор Иоаннович», даже когда царей в Кремле уже давно не было, — это ли не мистика?