- Эштон… извиняются, когда на ногу наступят! А такие поступки как твой извинений не предполагают. Что сделал, то сделал, главное - результата добился. Теперь просто забудь и живи дальше, устраивай свою жизнь!
- Какого ещё результата?!
- Она успокоилась, как ты и хотел. Ты ведь этого добивался? Чтобы с дороги твоей ушла, чтобы не мешала, не создавала тебе проблем своими необдуманными поступками. Многое в ней изменилось, и, несмотря на… мои чувства по этому поводу, твой метод оказался эффективным. Но если позволишь себе ещё раз нечто подобное – я убью тебя, и это не угроза. Это твоя перспектива.
- У неё кто-то есть?
- Да, конечно.
- Ты доволен?
- Сложно сказать, но на данном этапе - это лучшее из доступного.
И в голове эхом: «доступного...».
- Она любит его?
- Думаю, да. Но не так, как любила тебя.
- Любила?
- Всё прошло у неё, Эштон. После твоего лечения больно ей было, но и легко в тоже время. Призналась мне, что словно очистилась, будто тяжелую ношу скинула. Да я и сам это вижу, то, насколько легче ей теперь дышится. Так что… ты и в этом преуспел. Поздравляю!
И это «поздравляю» сквозь зубы.
- Позволь мне увидеть её хотя бы раз! – прошу, как побитая собака.
- С каких пор тебе требуется моё позволение?
- С тех самых. Сколько ни пытался – её охрана не подпускает ближе ста метров.
Он выгибает брови, поджимая при этом губы, скорее в разочаровании, нежели возмущённый тем фактом, что я всё же пытался приблизиться к его дочери, хоть он и запретил.
- Я в своё время совершил почти невозможное – нашёл свою жемчужину среди тысяч камней. У меня ушёл на это год. Целый год: ни адреса, ни телефона, ни даже фотографии. Только имя и город, не мегаполис, конечно, но и шестьсот тысяч – немало для одного ищущего.
- Что?! – моё лицо вытягивается. – Ты искал её?
- Да, целый год.
- Подвиг?
- Вряд ли. Скорее, акция по спасению самого себя.
Я так и не понял его последней фразы, а уточнить не успел – отец уже поднялся, приняв от официанта счёт, поблагодарил его за обслуживание.
- Эштон, у меня через час вылет. Боюсь, мне пора.
Поднимаюсь. Он не протягивает мне руки, и мы оба какое-то мгновение чувствуем эту неловкость. Он поворачивается, чтобы уйти, и я не выдерживаю:
- Отец!
Он возвращает мне свой карий взгляд, а я тяну руку, и это не русская традиция мужского прощания, нет: это немая просьба о прощении.
И мой отец жмёт мою руку, не прерывая диалога наших глаз, в котором за эти мгновения сказано больше, чем за весь последний час, чем за всю историю нашего знакомства.
Глава
10.
Прощение
Спустя месяц я получаю сообщение от Лурдес.
Lu: Привет, Эштон. Как ты?
Ash: Привет, Лу. Замечательно, а ты?
Lu: А я очень скучаю по тебе, брат. Очень. Хочу увидеть, но, увы… Я наказана.
Ash: За что?
Lu: За тот случай с Маюми.
Ash: ?!
Lu: Принимай исповедь: это я всё подстроила, Эштон. Я подпоила Соньку и надоумила её переспать с тобой. И это я сказала Маюми о том, что у вас наверху происходит.
Ash: Зачем ты это сделала?
Lu: Потому что меня бесила твоя… эта японская девушка. Прости. Мне просто очень хотелось, чтобы у Соньки шанс был. Она очень любила тебя, очень… Как безумная. Я много раз влюблялась, но ни разу так, как она… Это больше на папу похоже, чтобы вот так вот, одержимо. Хотелось помочь ей, а вышло… а вышло, что наоборот ещё хуже сделала. Не вини её, пожалуйста. По крайней мере, так сильно постарайся не ненавидеть…
Ash: Не парься, сестра. Всё нормуль, все обиды давно в прошлом. И я не ненавижу Софи.
Lu: Ладно. Я чего пишу-то… Предки сейчас рядом с тобой, в Байрон-Бэе отдыхают.
Пауза.
Lu: С ними Софья.
Ещё большая пауза.
Lu: Я не знаю зачем, но отец попросил позвонить тебе и сказать об этом. Вот. Поэтому пишу… Ну и потому что соскучилась. Когда ты приедешь?
Очень хочется ответить: «наверное, никогда», но что-то останавливает.
Они здесь, всего в двух часах езды от меня. Отец привёз её ко мне сам, чтобы дать возможность извиниться и показать ей, что я не такой мудак… и животное.
Меня сковывает странная боль в груди, давящая, щемящая. Чувствую, как щиплет в носу, и знаю: пора наведаться к Гере.
Отвечаю сестре:
Ash: Спасибо, что сообщила.
Звоню Янг, спрашиваю, когда та явится домой – часа через три. Отлично, время есть, и этот кайф я хочу отхватить в полном покое, в тихом одиночестве. Повышаю дозу, потому что прежняя уже не так эффективна, а мне очень нужно кайфануть, очень.
Мне больно, внутри больно, оттого, что нужно ехать и сделать самое большое в моей жизни дело – вернуть девушке, моей сестре, отцовской дочери веру в людей и… мужчин.