Царское имя

– Что имеем, не храним, потерявши, плачем, – горько вздохнула Варя.

– А ведь подбор из Данилова монастыря – это не только уникальный звон, на барельефах по периметру колоколов изображены знаменитые личности и великие события. Вся наша история.

– Как же их удалось вернуть?

– О, это целая история. Когда монастырь в восьмидесятых годах государство вернуло церкви обратно, был организован попечительский совет по проекту возвращения колоколов. Но американцы и слышать не хотели об этом. Почти двадцать лет ничего не могли сделать. Тогда наши разыскали деньги, чтобы отлить точные копии всех восемнадцати колоколов. Привезли и смонтировали их в Гарварде, а потом устроили перезвон на новых. Да такой, что американцы согласились на обмен.

– Ванечка, да ты стал фанатом!

– Нет. Просто фраза «Иван, не помнящий родства» про меня. Стыдно до боли… Теперь я Лизу хорошо понимаю. Я чувствую: она с этим связана. Нужно искать в монастыре.

Они стали украдкой разглядывать столпившихся подле звонницы людей и к своему удивлению обнаружили много молодежи. Солнце еще не взошло, и было прохладно, но удивительное единение согревало сердца. Иван смело направился к монаху, стоящему у солидной, оплетенной металлическими лентами двери, и о чем-то с ним пошептался. Тот кивнул, а Иван стал отчаянно жестикулировать, подзывая девушку. Варя в нерешительности засеменила к ним, а потом почти побежала.

Грубые ступени каменной лестницы надвратной башни поднимались круто вверх. Запыхавшись от быстрой ходьбы, они оказались на третьем этаже звонницы, представлявшем собой большую открытую площадку. Переступая через веревки, сходящиеся от языков всех колоколов к центру, где стоял звонарь, молодые люди прижались к горстке счастливчиков, кому дозволили подняться наверх. Отсюда были хорошо видны спящая столица и Москва-река. Прохладный ветерок трогал длинные волосы молодого монаха, испытующе поглядывавшего на гостей. Он заметил какой-то одному ему известный знак и встал к «пульту управления» колоколами. Затем знаком подозвал троих крепких парней, среди которых оказался Иван.

– Это наш самый большой колокол, – голос монаха был серьезным. – Имя ему «Благовест». Беритесь за веревку и раскачивайте, а я присоединюсь позже.

Огромный язык стал медленно просыпаться, лениво увеличивая амплитуду движения. Примерно через минуту первые лучи весеннего солнца вспыхнули на востоке, выхватывая верхушки домов и башен столицы, и тут же раздался первый удар. Низкий, гулкий, ощущаемый всем телом. Очевидно, звук этот был далеко слышен в утренней тишине, но стоящие под ним и рядом с ним люди не испытывали боли в ушах. Голос «Благовеста» был приятен. Живой и сочный! В нем чувствовалась такая мощь и силища, что душа ликовала. Звонарь тоже принялся за дело. Многоголосый хор начал выводить мелодию. Удивительным образом она отозвалась в каждом присутствующем, затрагивая какие-то потаенные струны, то, что веками объединяло наших предков, и то, что мы так безрассудно растратили по мелочам. Перезвон касался чего-то сокровенного в душах, становясь не только понятным, но и удивительно приятным, родным. Монах понимающе поглядывал на окружавших его молодых ребят и девушек.

– Вот она, благодать! – тихо проговорил он, и слова эти дошли до сердца каждого.

Отчего-то вдруг выступили слезы, но никто не стыдился их, потому что все чувствовали одинаково. Восторг и наслаждение рождались в груди помимо воли.

– Вот он, малиновый звон, – добавил монах. – Слаще не бывает…

Никто не возражал и не поддакивал. Было видно, что стоявшие в тот момент на третьем этаже звонницы сделали для себя открытие. Они русские в глубине души, а все наносное – такая шелуха, что любой ветерок развеет. Как братия у ворот определила это раньше, осталось загадкой, но монахи не ошиблись ни в ком. Все, как один, восприняли этот перезвон, словно рубеж, открывший для них простую истину: вот их корни, вот их Родина. И неважно, посещают ли они регулярно церковные службы, соблюдают ли посты, молятся или каются ли в грехах – они свято верят в свою великую страну на каком-то генетическом уровне, передаваемом из поколения в поколение. Они, как перелетные птицы, с кровью впитывают эту память, и дорога домой всегда будет желанной, какие бы райские кущи они ни сыскали на чужбине. А понадобятся Родине их жизни – отдадут. Так всегда поступали их предки, да и они такими родились.

– А ну-тка, девицы, подходи, – монах сверкнул черными восторженными глазами. – Берите по одной веревочке и повторяйте.