Царский духовник

Несметною толпою стоял народ московский у кремлевских ворот, что на Красную площадь вели; глядели москвичи на целый ряд возков да капт'ан, в которых ехали во дворец царский епископы да князья с боярами. Утро было ясное, с оттепелью, и ничто не мешало толпам народным вдоволь глядеть на проезжающих. В воротах кремлевских все из повозок да капт'ан выходили и через площадь к дворцу царскому пешком шествовали. Старых епископов да тучных бояр поддерживали под руки с двух сторон или послушники, или слуги любимые.

Один за другим подъезжали к воротам возки, шурша полозьями по мягкому талому снегу.

- Глядите-ка, - зашептались в толпе стоящих, - митрополит едет.

Вели коней владыки под уздцы послушники, ехал владыка медленно и народ на обе стороны благословлял. Любили москвичи митрополита Макария за его благочестие высокое, за его приветливость и щедрость.

- Ишь, каков ныне батюшка-митрополит радостен да светел!

- Словно помолодел даже…

- Слушает его теперь молодой царь.

- Больше всех бояр чтит…

Проехал митрополит, а за ним потянулись другие возки с духовенством. Каждого из них узнавал народ московский, о каждом в толпе толки шли:

- Это кто же, братцы?

- А это владыка Феодосий Новгородский. Слышно, что строг он больно к священству: грозно карает за поборы неправые и заставляет жизнь вести благочестивую.

- А вот, глядите, владыка Никандр Ростовский; приветлив он до нищей братии, да и ко всем ласков.

Все прибывали да прибывали возки с лицами духовными. Проехали епископ Суздальский Трифон, епископ Смоленский Гурий, епископ Казанский Касьян, епископ Тверской Акакий, епископ Коломенский Феодосий, епископ Сарский и Подонский Савва, епископ Пермский Киприан…

За святителями потянулись князья да бояре; и о тех в народе говор шел - кого хвалили, а кому старые грехи припоминали.

Что же творилось во дворце царском? Для чего собрались в пышные хоромы государевы все те архипастыри, бояре, воеводы и чины двора царского? Для чего созвал царь Иоанн Васильевич тот “собор слуг Божиих”?

А для того собрал царь первых людей земли своей, чтобы благое дело свершить, со времен Ярослава Мудрого на Руси невиданное.

Сидят митрополит, святители, князья, бояре, сановники в большой Думной палате дворцовой, сидят они по сану, по чину, по роду знатному; горят у святителей на облачениях золотые кресты наперсные, светится золотом и серебром шитье на кафтанах боярских богатых, блестят бердыши в руках у рынд - стражей государевых; сияет весь, словно солнце, молодой царь, на троне прародительском сидя, в своей одежде золоченой, в ожерелье царском драгоценном, радостью великою блистают очи его. Глядят древние, седовласые архипастыри, глядят важные, степенные бояре, глядят бодрые, мужественные воеводы; все глаз не отведут от своего владыки молодого, что перед ними в мудрости и славе Соломоновой ныне является. А царь Иоанн Васильевич расточает с высоты своего престола царского слова разумные, поучения глубокие и благостные. Мощно звучит его голос звонкий под низкими сводами Думной палаты, расписанной живописцами искусными, украшенной позолотчиками и резчиками умелыми. Говорит юный царь о былых невзгодах земли русской, говорит о тех годах недавних, когда Русь великая во время малолетства царского, во время своевольства боярского неутешна и беспомощна была, как вдовица печальная, и близилась к гибели полной. Говорит юный царь Иоанн Васильевич, что счастье народное зависит от тех, в чьих руках бразды правления держатся; что люди, власть имущие, великий ответ держать будут перед Господом за народ темный. Горько жалуется юный царь на своих советчиков былых, что ради корысти своей толкали его, малоопытного, на путь греховный, на путь угождения страстям своим; со скорбью глубокой вспоминает он, какой смертью погибли дядья его во время смут боярских… Смиренно кается юный царь в своих прежних потехах жестоких и винит в них все тех же наставников недобрых. Словами красноречивыми изображает царь Иоанн Васильевич перед Собором святителей и бояр последние бедствия - великий пожар Москвы стольной… Слушают все - слова не проронят; изумлены, и поражены, и глубоко все за сердце затронуты пылкой, красноречивою исповедью царя молодого! Да и сам царь Иоанн Васильевич, припоминая невзгоды прошлые, не может удержать слез горячих, покаянных. Вместе с государем своим и весь Собор многолюдный слезы проливает…

- Тогда, - восклицает горестно молодой царь, - ужаснулась душа моя и кости во мне затрепетали; дух мой смутился, сердце умилилось. Теперь ненавижу зло и люблю добродетель. От вас требую ревностного наставления, пастыри христиан, учители царей и вельмож, достойные святители Церкви! Не щадите меня в преступлениях; смело упрекайте мою слабость; гремите словом Божиим, да жива будет душа моя!