Царская экспертиза

Лето 1890 года выдалось в Санкт — Петербурге жарким и влажным. По ночам шли дожди, а к полудню гранит набережных и брусчатка мостовых уже дышали жаром, столь несвойственным северному городу. Можно было подумать, что столица России перенеслась с прохладных берегов Невы куда — то в среднеазиатскую пустыню. Все, кто мог уехать из Питера, поспешили это сделать. Кто уехать не смог — тот скрежетал зубами и делал вид, что рад обрушившемуся на город пеклу.

В середине июня Антонин Максименко прислал Шумилову письмо, в котором сообщил, что намеревается в ближайшие дни посетить Санкт — Петербург. И действительно, двадцатого числа он предстал собственной персоной на пороге квартиры госпожи Раухвельд, у которой Алексей Иванович Шумилов снимал две комнаты и столовался уже много лет. Антонин за прошедший год сильно изменился, превратившись из скромного учителя провинциальной гимназии чуть ли не в настоящего лондонского денди в светлом костюме и инкрустированной серебром костяной тростью в руках.

Шумилов, увидя старого знакомого, только руками развёл:

— Антонин Фёдорович, да вы ли это?

Они обнялись по — настоящему сердечно и Антонин с улыбкой ответил:

— Пришёл звать вас в ресторан. Где у вас самый хороший ресторан, едемте…

Шумилов отказался ехать в ресторан, поскольку имел на этот день другие планы, но пригласил Антонина в свой кабинет для разговора. Там, выпив за встречу символическую рюмку коньяку и закусив лимоном, они чинно расселись в креслах напротив друг друга.

— Антонин Фёдорович, глядя на вас радуется глаз. Как ваши дела, как вообще течёт жизнь в Ростове? — полюбопытствовал Шумилов.

— В моей жизни произошли кой — какие перемены. Причём, в лучшую сторону, — ответил Максименко. — Родители вам ничего не писали?

— Что вы! Из меня такой переписчик с родителями… Хорошо, если раз в три месяца три строки напишу. Мне хватает эпистолярных потуг на работе. Родители меня тоже не особенно жалуют, во всяком случае, романов в письмах не шлют.

— Благодаря вам я сделался обладателем дома в Ростове. Того самого, который отстроил брат и в котором жила Александра со своей мамашей.

— Поздравляю. Но случилось это вовсе не благодаря мне, — возразил Алексей Иванович. — Это было имущество брата, и вы по праву должны были им владеть.

— Мне удалось добиться активизации расследования после того, как я заявил о том, что вместе с ещё одним лицом — вами, то есть — стал свидетелем признания Блокулы в том, что он готовил яд для Александры. Весьма сильно нашу прокурорскую власть простимулировало то обстоятельство, что мною был подан иск о препятствовании мне вступлению в право наследования. Когда же по линии Департамента полиции пришло известие об аресте огромного счёта Александры в «Учётно — ссудном банке», то прокурор окружного суда впал прямо — таки в обвинительный экстаз.

— До чего же порой люди способны меняться! — заметил Шумилов. — И главное, своё мнение они меняют без тени смущения.

— Именно так! Тот самый прокурор, что прямо — таки на дыбы вставал, защищая Александру, мгновенно сориентировался в обстановке и повёл совершенно иную линию. Уже в сентябре восемьдесят девятого суд рассмотрел мой иск, связанный с наследованием, и постановил отдать мне ростовский дом. Далее, суд решил полностью отдать мне весь миллионный счёт Александры в «Учётно — ссудном банке»…

— Мне казалось, что суд должен был разделить его на доли. Всё же в этом миллионе с четвертью была и «вдовья четверть» Александры, — заметил Шумилов.

— Так, да не так. На суде дядя Александры — Степан Митрофанович — представил документы, из которых следовало, что на самом деле за пакет акций она получила не только этот самый миллион с четвертью, но и своеобразную ренту — пятьсот тысяч рублей с рассрочкой выплаты в пять лет…

— То есть по сто тысяч в год… хм… строго говоря, это не рента, а выплата с рассрочкой, но сие дела не меняет, — заметил Шумилов. — Должностной оклад министра в России всего восемнадцать тысяч в год!

— Вот именно. Суд постановил полностью отдать мне счёт в банке и ещё отрезал мне приличный ломоть от этих самых пятисот тысяч.

— Да вы богатый человек, Антонин Фёдорович, — заметил Шумилов. — Дом у вас уже есть, теперь жениться и детишек воспитывать. Что же случилось с Александрой далее?

— В Ростов приехал чиновник особых поручений при Директоре департамента полиции по фамилии Блок. Ознакомился с делом, видимо, руководство министерства внутренних дел чрезвычайно им заинтересовалось. Александру с Аристархом Резнельдом в момент арестовали. Да, да запрятали в ростовский тюремный замок! Это был фурор… Об этом говорили все.

— Да уж, могу представить. — Шумилов вспомнил посещение театра, во время которого Александре Егоровне купцы подносили шампанское. — Этакую звезду первой величины загасить!

— В феврале этого года состоялся первый суд. Дубровины выкатили очень мощную защиту. Угадайте, кого они выставили?

— Ну не томите, просто скажите как есть.

— Московского присяжного поверенного Плевако.

— Н — да, фамилия известная. Думаю, ростовская прокуратура немногое сумела ему противопоставить.