Она выкрикнула что-то нечленораздельное, бросилась вперед, силясь вырваться из пут, и плюнула в самодовольное лицо Октавиана. Он с отвращением отступил и сделал слуге знак умыть его.
— В любом случае я своего добьюсь, — пожал он плечами. — Ты — не единственная, кто осведомлен о том, где спрятаны сокровища.
Вызвали секретаря Клеопатры. Египтянин принялся рыться в записях, выискивая ошибки и оглашая их вслух. Хорошо же он отблагодарил ее, свою благодетельницу!.. Она вытащила его из глуши, обучила ремеслу, вырвала из лап бедности.
Октавиан в сопровождении стражников и секретаря удалился из ее покоев. Клеопатра вздохнула с облегчением: ее не терзал запах человеческой плоти. Ирада и Хармиана принялись хлопотать вокруг госпожи. Девушки убрали волосы, промыли рану на горле и быстро удалились, но она слышала, как они переговариваются за дверями комнаты.
— Царица безумна, — прошептала Ирада.
Клеопатра прилегла, притворяясь спящей, но ее чувства были обострены до предела. Она воспринимала каждое слово, произнесенное во дворце — от погребов до самых высоких башен. Ощущала, как приземляются на крышу соколы и как топчутся люди во дворе. Крысы крались потайными ходами, моль грызла дорогие шелка. Из темных закоулков выпархивали летучие мыши, отправляясь на ночную охоту. И эти глупышки вообразили, что она не услышит их болтовню?
— Если мы намерены хотя бы ненадолго ее пережить, мы должны продемонстрировать преданность императору, — продолжала Ирада хрипло.
— Он собирается ее убить? — спросила Хармиана.
В ее голосе прозвучало сожаление. В ту же секунду Клеопатре открылись все мысли служанки.
Девушка собственным трудом проложила себе дорогу из деревни во дворец, а теперь ее усилия оказались напрасны. Она собиралась сбежать, прихватив с собой кое-что из нарядов царицы: немного златотканой парчи и пару-тройку украшений. После она решила попроситься в услужение к жене императора. Клеопатра отчетливо видела картины римской жизни, проплывающие в голове девчонки. Роскошные пиры, красивые мужчины, протяни руку — золото само упадет на ладонь. Она мечтала, что будет свободной. Клеопатра горько улыбнулась. Надо же так заблуждаться.
Сама Клеопатра жила в Риме практически на положении рабыни, когда была любовницей Юлия Цезаря. А ведь тогда ее только что короновали. Сенаторы относились к ней как к обычной женщине, годной исключительно для того, чтобы вынашивать и рожать детей. Встречаясь с ней, они смотрели мимо и адресовали свои просьбы одному Цезарю. А Клеопатра тешила себя, будто контролирует их. Она — простоволосая и с младенцем на руках… В столице империи лишь девственницы-весталки имели в обществе вес, не связанный с тем, кого бы они могли произвести на свет. Клеопатра к их числу определенно не относилась. Судьба Хармианы предопределена. В неволе родилась, в неволе и умрет.
— Она не переживет унижения, даже если он пощадит ее. Говорят, он заберет ее в Италию через три дня вместе с детьми. Мне велели собрать их одежду. Как будто я обычная служанка, — добавила Ирада.
— Что они будут делать в Риме?
— Он проведет их по улицам в цепях, и нас тоже.
— Он не возьмет ее в жены?
— Скорее в наложницы.
Девицы расхохотались. Клеопатра не сомневалась — они не понимали ни ее любви к Антонию, ни ее горя. Что вообще они знают о любви?
— У нее наверняка дурная болезнь, — заметила Хармиана. — Ее муж проходу не давал кухонным рабыням.
Клеопатра чуть не зашипела от ярости. Им следовало бы страшиться ее и трепетать, а они бесстыдно чешут языками. Кроме того, от голода у нее давно свело желудок.
— Я была бы не прочь согреть императорскую постель, — прощебетала Ирада, охорашиваясь. — Он — хорош собой, хотя и не слишком рослый. Он посмотрел на меня. Ты заметила?
И вдруг каким-то удивительным образом царица увидела служанку. Волосы Ирады, словно покрывало темного шелка, ниспадали на гладкие плечи. У себя в деревне она считалась первой красавицей. Но здесь, во дворце, ее славе пришел конец. Она позабыла о сложных прическах и одевалась совсем просто, чтобы не соперничать с госпожой. В Александрии она, в общем-то, была никем. Клеопатра чуяла ее историю. Запах не был неприятным, сквозь него пробивался жар. Молодая жизнь пульсировала под кожей, подобная сочной мякоти винограда.
Голова у Клеопатры закружилась. Она чувствовала каждый уголок города. Она превратилась в зверя, который вглядывается в темноту в поисках жертвы. Заложница в своем дворце, теперь она проникала в любое место Александрии.
Наступил вечер, тени легли на мраморные плиты мостовых. Улицы забурлили, подпитываемые римским золотом, которое лилось рекой. В борделях кипела работа. Лекари без устали врачевали шлюх и солдат, которые поочередно награждали друг друга заразой. К пиршеству закалывали козлов, бычья кровь лилась в чаши. Под окнами дворца брела ватага молодых парней. Хмельные и взбудораженные, они оглушительно хохотали. Запах крови, похоти и предвкушения заполнил ее покои.