«
Макс тяжело вздохнул и свернул газету. Софье он полностью доверял и знал, что она решит любую проблему без его непосредственного участия, он не доверял самому себе. С тех пор как Гермес спас их в «Протекте», Макс не находил себе места — он не понимал, что будет дальше, что будет с ним, с «Атлантом», с миром, в конце концов. Непривычная связь с Клессандрой, образованная системой «Протекта», не тяготила, но в то же время мешала полноценно воспринимать окружающий мир, а значит и использовать божественные способности. Вот и теперь, задумавшись об этом, Макс пропустил момент приближения гостя и почувствовал его, только когда тот появился на пороге. Он вскочил на ноги, уронив газету, и резко обернулся от леденящей душу ауры тьмы. Макс ожидал увидеть кого угодно: Гекату, Танатоса, может, Харона, но только не её.
— Это я, — Лина остановилась на пороге, — можно войти?
В ней с трудом узнавались прежние черты: чёрные джинсы, чёрная водолазка, заправленная под ремень, туфли без каблука и чёрный классический плащ, — Макс едва смог поверить, что перед ним именно она, женщина, которую он любил так долго. Лина поняла, что Макс не в состоянии дать ответ и вошла сама. Комната, одна из тех, что находились у мастерской на Лемносе, была светлой и уютной — старинная обстановка, витающие в воздухе ароматы моря. Лина осмотрелась и задержала взгляд на Максе, его футболке и брюках, не скрывающих очертания красивого тела, его открытых руках, похожих на слитки треснувшего золота — так выглядел застывший ихор чистокровного бога после воздействия на него божественной силы. Аид был прав, Макс — сын богини.
— Как ты себя чувствуешь? — она постаралась вложить максимум доступного ей сочувствия в этот вопрос.
— Нормально... — соврал он. — Мы с Клесс переживём. — Равнодушие Лины в такой момент, как ничто иное, ударило по его чувствам, Макс отвернулся, поднял газету, переложил карандаш и несколько раз переставил кружку с места на место. Он заговорил снова после небольшой паузы: — Значит, царица Теней оставила своё царство... — с его губ сорвалась тихая усмешка. — Ради чего? Ради мира или мужчины, которого она любит? А может, ради себя?