Царица Тамара

Зайдата. О, да, конечно. Разве она не супруга твоя?

Князь Георгий. Конечно, она захочет быть моей возлюбленной. А если и не захочет, я заставлю ее. Ведь у меня достаточно для этого власти, Зайдата.

Зайдата. Царица не любит меня. И Юанату и Софиат, которых ты также называл своими возлюбленными, она не любит.

Князь Георгий. Все мы слуги царицы. Помни это.

Юаната. Ты верно радуешься тому, что царица приезжает.

Князь Георгий. Тише, Юаната. Сама ты царица, и нет царицы, подобной тебе.

Зайдата. А подобной мне?

Князь Георгий. И тебе.

Софиат. А мне?

Князь Георгий. И тебе также. Право же, так.

Зайдата. Все это ты говоришь нам уже многие годы, но не думаешь этого. Одно ты думаешь: что нет ни единой, подобной царице.

Князь Георгий. И ты должна так думать, Зайдата. Садится. Входит священник.

Князь Георгий. Готово ли у вас, девушки?

Зайдата. Мы идем. Девушки и слуги уходят.

Священник. Ты звал своего слугу?

Князь Георгий. После паузы. Садись.

Священник садится. У тебя сегодня мрачный вид, Георгий. Ведь царица приезжает: ты всегда этому радуешься.

Князь Георгий. Сегодня я должен на что-нибудь решиться.

Священник. И да будет твое решение решением добрым.

Князь Георгий. Я первый слуга царицы, я начальник ее войска и я одерживал великие победы. Не правда ли?

Священник. Это правда.

Князь Георгий. Но я все-таки не царь.

Священник. Да, ты не царь. Это — нет.

Князь Георгий. Я не царь. Я только отец ее детей, ее сына и дочери. Когда я стою перед царицей, я должен держать шапку в руках. Что может думать женщина о мужчине, который стоит перед нею с шапкой в руках… Жестко. Она должна думать обо мне с пренебрежением.

Священник. Ты преувеличиваешь.

Князь Георгий. Ты понимаешь ли, священник: я завоевал Трапезунд, и Эрзерум, и Ани, и все-таки я — слуга моих детей.

Священник. Я говорю тебе, что ты преувеличиваешь, князь Георгий.

Князь Георгий. Вовсе я не преувеличиваю, ты этого не понимаешь. Я охотно буду слугой детей моих, но быть рабом царицы я не хочу.

Священник. Рабом? Неужели она сказала?..

Князь Георгий. Три ночи тому назад я захватил в плен Товинского хана; но я не могу покончить с ним, чтобы не навлечь на себя гнев царицы. Он ждет решения царицы. Я держу его там. Показывает на обитую железом дверь.

Священник. Царица дарует ему жизнь?

Князь Георгий. Видишь ли! Потому что не я царь. С силою. А почему бы мне не быть царем? Супруга моя из рода Баграта, и я тоже из рода Баграта, мы одного племени. Но она единственное дитя Георгия Третьего — и вот она стала царицей; если бы мой отец был царем, я был бы его наследником.

Священник. Это правда.

Князь Георгий. Никто из вас не знает, что значит быть супругом царицы. Если я приказываю что-нибудь сделать, меня спрашивают: это велела сделать царица? Смотри: вот цветы для царицы. Герольды трубят, когда она проходит. Солдаты отдают ей честь. А я между тем — князь Георгий.

Священник. Великое горе терпишь ты в собственном доме.

Князь Георгий. А можно ли меня в чем-нибудь упрекнуть? Разве я не велю девушкам закрывать лицо, чтобы они не ввели меня в соблазн?

Священник. И ты поступаешь правильно. Ибо Зайдата подобна огню.

Князь Георгий. Да, и Зайдата тоже. Но, скорее, Софиат подобна огню.

Священник. Да, и она; все они подобны огню.

Князь Георгий. Откуда ты это знаешь?

Священник. Я этого не знаю. Я их только слышу в купальне; они там играют друг с другом и болтают.

Князь Георгий. Я, слава Богу, никогда не был с ними в купальне.

Священник. Никогда? Ну, конечно, нет, ведь тебе принадлежит царица.

Князь Георгий. Принадлежит ли она мне?

Священник. Конечно, принадлежит. Любопытно. Разве ты не обладаешь царицей?

Князь Георгий. Конечно, она моя. У меня есть власть, чтобы обладать ею, и царица не любить никого, кроме меня; как же я мог бы не обладать ею!

Священник. Правда.

Князь Георгий. Но иногда, священник, ко мне заползают мысли, — и нет в них ни кротости, ни мягкости. Есть ли этому прощение?

Священник. Да, есть.

Князь Георгий. Зло в том, что царица всегда смотрит на меня холодно. Довольно зла она могла бы мне принести и тогда, когда бы взгляд ее был горяч.

Священник. Взгляд царицы не бывает горяч ни для кого другого.

Князь Георгий. Но ведь я князь Георгий, а не кто-нибудь другой; этого никто не должен был бы забывать… Только что тут был солдат с вестями из лагеря. Он не преклонил колена, когда говорил со мной.

Священник. Он не преклонил колена?

Князь Георгий. А ведь он сделал бы это перед царицей; он сделал бы это и перед калифом Востока. Одну минуту мне пришла мысль снести ему голову.