Царица Проклятых

Эти мысли вконец его извели; он к ним не привык; больше всего его преследовали смерти, казни, кровопролития, свидетелем которых ему пришлось быть. Как царица не могла понять такие вещи, так он не мог забыть о них; и теперь он терял выдержку, его затягивало в трясину, в которой можно было утонуть.

Наконец он оставил меня. Но перед уходом пообещал, что приложит все усилия ради нашего освобождения. Он не знал, как это сделать, но обещал попытаться. Он умолял меня не бояться. В тот момент я очень его любила. Тогда он был так же красив лицом, как и сейчас; но кожа у него была темнее, а волосы, доходившие до плеч, заплетены в косы; он выглядел как придворный, как человек, привыкший приказывать, как человек, пользующийся искренней любовью своего повелителя.

На следующее утро царица снова прислала за нами. На этот раз нас провели в ее личные покои, где не было никого, кроме царя и Хаймана.

Это было еще более роскошное помещение, чем большой зал во дворце, заполненное красивыми вещами: резной диван с ручками в виде леопардов, кровать с пологом из тонкого шелка, зеркала, настолько идеально отполированные, что они казались волшебными. Сама царица выглядела настоящей искусительницей – богато одаренная природой, украшенная драгоценностями и надушенная благовониями, она была не менее красива, чем любое из окружавших ее сокровищ.

Она опять принялась за расспросы.

Держась вместе, со связанными руками, мы были вынуждены слушать все ту же, что и накануне, чепуху.

И снова Мекаре говорила с царицей о духах; она объяснила ей, что духи существовали всегда, описала, как они хвастались своими играми со жрецами-чужеземцами. Она рассказала, как духи утверждали, что им нравятся песнопения египтян. Для духов это не больше чем игра.

«Но эти духи! Значит, они боги, судя по вашим словам? – сказала Акаша с великим трепетом. – И вы разговариваете с ними? Я хочу увидеть, как вы это делаете! Сейчас же поговорите с ними».

«Но это не боги, – сказала я. – Это мы и пытаемся вам втолковать. В отличие от ваших богов, как вы их описываете, духи не питают отвращения к пожирателям плоти. Им это безразлично».

Я стремилась показать разницу: у духов нет принципов, с точки зрения морали они стоят ниже, чем мы. Но я понимала, что эта женщина не может постичь смысл моих слов.

Я чувствовала, как в ней происходит война между служительницей Инанны, которая хотела считать себя благословенной, и темной неспокойной душой, которая в конечном счете ни во что не верит. Холодной была ее душа, а религиозное рвение попросту служило огоньком, которым она пыталась растопить этот холод.

«Все, что вы говорите – ложь, – заключила она. – Вы – злые, порочные женщины! Зачем я вообще тратила на вас свое время?»

Она приказала казнить нас. На следующий день нас должны были сжечь заживо, причем вместе, чтобы мы видели мучения и смерть друг друга.

Царь поспешил возразить ей. Он сказал, что своими глазами, как и Хайман, видел способности духов. Что сделают духи, если с нами так поступить? Может быть, лучше отпустить нас?

Но во взгляде царицы появилось что-то неприятное и жестокое. Слова царя не оказали на нее никакого действия – у нас все равно отнимут жизнь. Что мы могли сделать? Такое впечатление, что она злилась на нас, потому что мы не сформулировали свои истины таким образом, чтобы она могла воспользоваться ими или хотя бы получить удовольствие. Ах, как же мучительно было иметь с ней дело! Но мыслила она совершенно заурядно. Впрочем, очень и очень многие думают и чувствуют так же, как и она, и, судя по всему, с тех пор мало что изменилось.

Наконец Мекаре воспользовалась моментом и совершила то, чего я сделать не посмела. Она вызвала духов – назвала каждого по имени, но так быстро, что царица никак не смогла бы запомнить нужные слова. Она кричала, чтобы они явились к ней и исполнили ее приказ; она велела им показать свое недовольство тем, что происходит со смертными, с теми, кого они, по их словам, любят, – с Маарет и Мекаре.

Это был риск. Но если бы ничего не случилось, если бы они оставили нас, как я опасалась, – что ж, тогда она могла вызвать Амеля, который затаился неподалеку и выжидал. И в любом случае это был наш единственный шанс.

Через секунду поднялся ветер. Он завыл во дворе и просвистел по дворцовым коридорам. Он срывал занавеси, хлопал дверьми, разбивал хрупкие сосуды. Почувствовав, что ветер кружит вокруг нее, царица пришла в ужас. Потом по воздуху начали летать небольшие предметы. Духи собрали украшения с туалетного столика царицы и начали швырять их в нее. Царь встал рядом, стараясь защитить ее, а Хайман застыл от страха.

Дело в том, что это был предел возможностей духов; долго они так продолжать не могли. Но еще до конца демонстрации Хайман стал умолять царя и царицу отменить смертный приговор. И они тут же согласились.

Мекаре, чувствуя, что силы духов на исходе, торжественно приказала им остановиться. Наступила тишина. Повсюду сновали перепуганные рабы, наводя порядок.