Царица ночи

Вывеску – «Мастерская Элизы» – прикрепил над дверью одного из вагонов какой-то шутник. Название прижилось: в вагончике ткали, вязали и шили из сырья, которое вряд ли можно назвать обычным. Да, сказку «Дикие лебеди» в детстве читали и любили все. Но одно дело – прочесть, как девушка вяжет кольчуги из крапивы для спасения братьев, и совсем другое – самим изготовить такую «кольчугу». И не только из крапивы. В ход шла хвоя из сада, на специальной, закрытой, делянке выращивалась конопля. В вагончике был конечный пункт большого производства. А в тупике, где в мирное время ночевали поезда, обрабатывали сырье. Работы тут хватало для всех, в том числе и для ребятни, которую хлебом не корми, дай попрыгать и побеситься. Вот и пусть прыгают, на мешках с вымоченной хвоей. Чем больше прыгают, тем быстрее получается куделя. И вот уже жесткие иголки превращаются в пушистую массу. С крапивой все сложнее, туда малышню не пускают, силенок для ее обработки у них еще маловато. Не промышленное производство, конечно, кустарщина, но зато народ одеждой обеспечен, не в обносках ходит, все по размеру, полу и возрасту. И одежда эта вполне даже чистая, чище, по крайней мере, чем то, что из города приносят. Фонит, куда без этого, но в пределах нормы.

– Но, если честно, то я рассчитывал посмотреть вашу лабораторию.

Своей осведомленностью Петр Иннокентьевич явно хотел удивить Виктора. И ему это удалось. Выражение лица Хранителя изменилось всего на долю секунды, но гостю этого вполне хватило.

– Удивлены, что мы про нее в курсе?

– Да почему? А вы что, специалист?

Петр Иннокентьевич замялся: никаким специалистом он не был, и про лабораторию ляпнул просто так, чтоб набить себе цену. И вот теперь придется выкручиваться.

– Да что вы, нет. Просто слухами земля полнится, в наше время такого нигде не встретишь.

– В наше время много чего уже не встретишь. Так чем могу служить?

– Служить… Собственно, ничем. Скорее это я вам услужу. Что вы знаете про муринцев?

Муринцы… Те, кто живет в Мурино? И он, получается, должен про них знать?

– А что, обязан?

– Вот и спрашиваю. Это люди, которые не боятся радиации.

– А… Ясно. Ходят слухи.

– Это не слухи, люди вполне реальны. И, между прочим, это наследуется, как и ваши способности. Вот так-то.

У Хранителя перехватило дух. А что если?.. Насколько вообще это реально? Что, опять метод свободного тыка? Ладно, об этом он подумает позднее.

– А скажите, что это за аттракцион неслыханной щедрости? Альтруизм на пустом месте всегда подозрителен.

– А для нас это ничего не стоит. Вот результат… Если таковой будет.

И Петр Иннокентьевич опять противненько хихикнул.

– И где мне расписаться?

– Что? Не понял? – гость удивился, причем, вполне искренне.

– Кровью, говорю, где расписаться? Расписка где? – Хранитель деланно повысил голос, словно разговаривал с глухим, или глупым.

– А-а… Типа я дьявол, а вы мне душу продали? – и Петр рассмеялся уже во весь голос. – А что, остроумно.

– А разве не так? Свалился невесть откуда, кинул кость, а за результатом потом, мол, явлюсь. Так что, господин Вельзевул, или как там вас, палец резать будем?

– Обойдемся без крови. Результат, если таковой будет, конечно, не скроешь. А вот кое-какую информацию мы бы от вас с удовольствием получили.

– «Мы, Николай Вторый»?..

– Вы шутник, Виктор. Мы – это те, кто меня сюда прислал. Эдем, слышали про такое? Так что, расскажете про вашу мутацию?

Глава четвертая В начале было…

12 октября 2020 года. Станция метро Петроградская

– Ну что, очнулся?

– Найн, майн херц.

– Ты хоть сейчас не ерничай, скалозуб… Он жить-то будет? Места на нем целого нет.

– И что ты так за него трясешься? Прям как за родного. Или мы чего-то не знаем, а?

– Рот закрой, балаболка. Лучше дело делай, а то истечет кровью совсем.

– Не истечет, царапины посохли уже. И где ж ты, зараза, такой бритвенный станок разыскал? Эй, Ботаник, слышишь меня?

– Дай ему еще нашатыря, что ли, нюхнуть тогда!

Не надо нашатыря! Он и так все слышит! Начальник, Ильич, его голос… А второй Пинцет, Митяй Караваев. И они вдвоем пытаются вернуть его в действительность. Реаниматоры, бля. Ладно Митяй, он хоть стремненький, но все равно медик, а Ильич-то чего тут суется? Послать бы их обоих ко всем чертям, да сил нету. Тоже мне доброхоты…

Характерные шаркающие шаги – Митяй чуть прихрамывал на одну ногу, скрип петель… И, спустя мгновение, в нос больно ударили пары спирта. Виктора передернуло, и он открыл глаза.

И тут же зажмурился вновь: свет показался нестерпимо ярким и резанул по живому. Виктор сделал попытку повернуться на бок и застонал: от движения подсохшие было царапины открылись и закровоточили вновь, причиняя нестерпимую боль.

– Ты же сказал, что с ним все нормально?

– Само собой, нормально. Как, очнулся, болезный?

– Пошел к лешему, садюга! Дантист хренов. Пинцет недоделанный!