Царица Аттолии (ЛП)

Он руководил, наклонившись вперед и указывая крюком вместо руки, а она наклонялась вперед и откидывалась назад, опуская весла в черную воду и толчками продвигая лодку к маленькой пристани, построенной на берегу у основания скалы.

Она не умела грести, и им потребовалось полчаса, чтобы добраться до причала. Аттолия привязала лодку, и Евгенидис вышел. Он повернулся и предложил ей руку. Уже стоя на досках пристани, он закрыл глаза и потянулся, чтобы размять плечи. Аттолия сунула руку в прорезь в складках платья на боку, где она носила нож в кожаных ножнах, но он исчез. Пропал также ритуальный кинжал с ее пояса и даже маленький стилет, замаскированный под шпильку в волосах.

Она повернулась к Евгенидису и увидела, что его глаза широко открыты, а в руке поблескивают все три ножа, разведенные веером. Действуя одной рукой, он по очереди подбросил их в воздух и поймал за лезвия, а затем протянул царице рукоятками вперед. Она колебалась, ожидая, что он отдернет руку, но он стоял неподвижно.

— Здесь все три, — сказал он.

Когда она взяла их, он указал место на груди чуть ниже сердца.

— Удар сюда, — сказал он, — будет наиболее эффективным, но можно бить практически в любое место. Вы сможете столкнуть меня в воду, — добавил вор. — Я не знаю, выплыву ли с одной рукой.

Аттолия молчала, ожидая ловушки. Луна скрылась за облаком, Евгенидис казался черной фигурой на фоне темной воды.

— Перед тем, как принять решение, — продолжал он, — я хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас.

Аттолия рассмеялась. Евгенидис покраснел в темноте.

— Я всю жизнь была окружена лжецами, но никто не умеет лгать так забавно, как ты, — сказала Аттолия, улыбаясь.

— Это правда, — пожал плечами Евгенидис.

— Ты понял это внезапно? Во время наше прогулки?

— Нет, — спокойно сказал вор. — Когда я украл Дар Хамиатеса, я уже любил вас. Только не понимал. Тогда я думал, что вы исчадие ада, — признался он, склонив голову набок, — но я уже любил вас.

Он продолжал:

— Незадолго до смерти дед привел меня во дворец, чтобы я смог увидеть его своими глазами. Однажды ночью у вас был праздник, дворец был полон людей и все танцевали. Я решил спрятаться на огороде, потому что там должно было быть пусто, но как только я вошел внутрь, дверь из цветника открылась и появились вы. Я видел, как вы прошли между рядами капусты, а потом стали танцевать под апельсиновым деревом. Я сидел у вас над головой на одном из деревьев.

Аттолия посмотрела на него. Она помнила ту ночь.

— И сколько тебе было лет? — спросила царица. — Шесть?

— Чуть больше, — ответил Евгенидис, улыбаясь воспоминанию.

— Телячья любовь, — сказала царица.

— Телячья любовь обычно не выживает после ампутации, Ваше Величество.

— Я отрезала тебе руку, вместо того, чтобы вырвать сердце, — жестко сказала Аттолия. — Ты думаешь, что все еще любишь меня?

— Да.

— И ты думаешь, что я тебе поверю?

Евгенидис опять пожал плечами.

— Вы можете убить меня здесь, Ваше Величество, и покончить с этим. Или можете мне поверить.

Он снова видел ее бледно-голубое платье, танец в лунном свете, словно череда девушек окружала ее хороводом, ее руки, раскинутые для объятия братьям и сестрам, существующим только в ее воображении. Он никогда не видел ничего столь же прекрасного и печального. Он вспомнил, как ее щеки окрасились румянцем, когда он назвал ее жестокой. Позже, когда халдей предложил снабдить его более актуальной политической информацией, чем имелась в его собственной библиотеке, Евгенидис внимательно приступил к чтению, пытаясь разобраться, действительно ли Аттолия дьявол во плоти, как о ней говорят, или всего лишь женщина, правящая страной без поддержки баронов. В конце концов, он принял данный ему много лет назад совет деда и решил проверить все лично.

— Я люблю вас, — повторил он. — Вы можете мне верить.

Аттолия посмотрела на него чуть дольше, все еще держа нож наготове. Потом она убрала его в потайные ножны и шагнула вперед. Они приложила одну руку к его щеке. Он стоял неподвижно.

— Вот что я думаю, — сказала она. — Вверху на лестнице тебя ждут твои люди, и если я поднимусь одна, меня там убьют.

— Там лодка, — тихо сказал Евгенидис, не шевелясь под теплом ее руки.

— Если я сяду в нее, смогу ли я выгрести между скал?

— Нет.

— Тогда поднимемся по лестнице вместе, — сказала царица и отвернулась от него.

Глава 16

Каменные ступени, ведущие с берега были кое-где прорезаны трещинами. Некоторые трещины были закрыты деревянными досками. Евгенидис пропустил царицу вперед, чтобы она сама задавала темп, и чтобы ему было легче следить за ней. Подъем согрел ее и позволил размять мышцы, но ноги в войлочный туфлях все еще были мокрыми и замерзшими. Каждый шаг отдавался болью в уставшем теле. Она несколько раз проверяла, на месте ли ножи. На первой площадке, где деревянный мост вел на другую сторону узкого ущелья, она повернулась, чтобы заговорить с Евенидисом. Он стоял ниже нее, предусмотрительно держась вне пределов досягаемости.

— Вы не подкупали Эфкиса, — сказала она.