В это время на площади появились два всадника, скачущие во весь опор. Это были Александр Милославский, племянник боярина Ивана Михайловича, и стольник Петр Толстой. Остановись перед главною избою, они сказали несколько слов Цыклеру и другим заговорщикам.
— Стройтесь в ряды! — закричали Цыклер, Петров и Одинцов. Когда стрельцы исполнили приказание, Милославский и Толстой поехали мимо их рядов.
— Сегодня 15 мая, — кричали они, — сегодня зарезан был в Угличе царевич Димитрий. Сегодня Нарышкины удушили царевича Ивана Алексеевича! Отомстите за него и спасите святую Русь!
Стрельцы в ярости замахали секирами и закричали. Когда шум прекратился, Цыклер, сев на лошадь, подъехал к Милославскому, развернул свиток бумаги и, обратясь к стрельцам, сказал:
— Вот имена изменников и убийц царевича!
Потом он, Милославский и Толстой, объехав ряды стрельцов, останавливались пред каждою сотнею и повторяли имена невинных жертв, обреченных на гибель. Возвратившись к главной избе, Цыклер закричал:
— Грамотные вперед!
Из рядов двенадцатитысячного войска вышли семь человек. Они приблизились к Цыклеру и получили от него, Милославского и Толстого списки, приготовленные для стрельцов по приказанию боярина Милославского.
— Смотрите же, — сказал Цыклер, — смерть всем убийцам и изменникам, которые в списках означены, чтоб ни один не уцелел!
Стрельцы возвратились со списками на места свои. В это время полковники Петров и Одинцов выехали из-за угла одной из съезжих изб. За ними везли пушки и пороховые ящики. Все заговорщики, сев на лошадей, поехали к Знаменскому монастырю. За ними пошло и все войско. Отслужив молебен, заговорщики вынесли из церкви икону Знамения Божией Матери и чашу святой воды. Стрельцы преклонили оружие пред образом, перекрестились, ударили в барабаны, подняли знамена и двинулись к Кремлю.
Часть вторая
I
Вместе с восходом солнца Матвеев, Нарышкин и Долгорукий явились во дворец. Вслед за ними приехали отец царицы Кирилл Полуектович Нарышкин, князья Григорий Григорьевич Ромодановский, Михаил Олегович Черкасский и другие преданные ей бояре. Большая часть из них, видя, что происходит, надела под кафтаны латы. Патриарх уведомил царицу, что он занемог и не в силах встать с постели. Совещание продолжалось несколько часов, и после жарких споров все согласились с мнением князя Михаила Юрьевича Долгорукого. Царица поручила Матвееву съездить немедленно к патриарху, спросить о его здоровье, уведомить о принятых мерах и испросить его благословения.
Едва Матвеев вышел из комнаты, раздался отдаленный громовой удар.
— Что это значит? — спросила царица.
Князь Черкасский подошел к окну и заметил на юге большую черную тучу.
— Собирается гроза, государыня! — сказал он.
Царица встала и о чем-то тихо заговорила со своим престарелым отцом. Все бывшие в зале бояре также встали с мест своих и в почтительном молчании смотрели на царицу.
Вдруг отворилась дверь, и Матвеев вошел поспешно в залу. На лице его заметно было беспокойство, которое он напрасно пытался скрыть. Взоры всех обратились на него, и царица спросила:.
— Что ты, Артамон Сергеевич?
— Боярин князь Федор Семенович Урусов с подполковниками Стремянного полка Горюшкиным и Дохтуровым попались мне на лестнице. Они говорят, что стрельцы из слобод своих рано утром вступили в Земляной город, оттуда двинулись в Белый, в Китай-городе остановились у Знаменского монастыря и скоро подойдут к Кремлю. Я приказал как можно скорее запереть все кремлевские ворота.
— Хорошо, если успеют! — сказал Долгорукий.
Он сошел в нижние покои дворца, велел бывшему там пятидесятнику Борисову со своею полсотнею стрельцов выйти на площадь и ударить сбор, а Бурмистрова, который также ожидал приказаний князя, отправил верхом к полковнику Кравгофу с приказом поспешить со своим Бутырским полком к Красному крыльцу. Отряд Борисова вышел на площадь. В это время поднялся сильный вихрь, и вой его соединился с ударами грома, которые почти не умолкали.
— Бей сбор! — закричал Борисов барабанщику.
Однако стрельцы Сухаревского полка не могли расслышать звуков барабана при шуме жестокой бури, столь неожиданно поднявшейся.
Долгорукий, войдя опять в залу, начал говорить царице о сделанных им распоряжениях. В это время открылась дверь, ведущая в комнаты юного царя Петра и царевича Ивана, и они оба вошли в зал. Царица поспешно приблизилась к своему сыну, крепко обняла его и залилась слезами.
Вдруг на Ивановской колокольне раздался звук колокола.
— Что это значит? — спросил князь Черкасский, подходя к окну. Сильный удар грома заглушил унылый звон колокола. Гром стих, но звон продолжался, мешаясь с невнятными криками, раздающимися на площади, и с барабанным боем.
— Они уже у Красного крыльца! — воскликнул Черкасский.
— Кто? Бунтовщики? — спросил Долгорукий, вынимая саблю. — Не ошибаешься ли ты, князь? Может быть, это Сухаревский полк?
— Посмотри сам. Вон как машут секирами и кричат! Слышишь?
— Я уйму их! — сказал Долгорукий и подошел к двери, но царица остановила его, опасаясь, что с появлением князя начнется кровопролитие.