Царевна Софья

Восемнадцатого сентября 1688 года от имени великих государей царей и великой государыни царевны было объявлено о начале подготовки к новому походу на Крым. «Всяких чинов ратным людям» было приказано собраться не позднее 1 февраля 1689 года. Большому полку под началом главнокомандующего князя Василия Васильевича Голицына, окольничего Венедикта Андреевича Змеева и стольника князя Якова Федоровича Долгорукого следовало расположиться в Сумах. Новгородский разряд во главе с боярином Алексеем Семеновичем Шеиным и стольником князем Федором Юрьевичем Барятинским должен был дислоцироваться в Рыльске, Рязанский разряд под командованием боярина князя Владимира Дмитриевича Долгорукого и думного дворянина Авраама Ивановича Хитрово имел сборным пунктом Обоянь, Севский полк во главе с окольничим Леонтием Романовичем Неплюевым встал в Межеречах, Казанский полк под командованием боярина Бориса Петровича Шереметева расположился в Чугуеве. По зимнему первопутку ратные люди со всех концов России потянулись в сборные пункты.

В сентябре 1688 года Софья отправила своего верного друга Федора Шакловитого к новому малороссийскому гетману Ивану Мазепе для обсуждения планов предстоящих военных действий против Крыма. Тайной задачей Шакловитого являлось «разведывание», насколько можно полагаться на верность украинских казаков и самого гетмана. 8 ноября эмиссар правительницы вернулся в Москву и доложил Софье:

— Казаки противу Крыма идти готовы и верность государям неотступно сохраняют. Однако же сам гетман подозрителен, понеже есть известия, что пересылается с королем польским тайными письмами.

Результаты разведывательной миссии Шакловитого успокоили царевну, поскольку главным для нее был вопрос о готовности малороссийских казаков поддержать поход русской армии на Крым. Что же касалось сведений о секретной переписке Мазепы с Яном Собеским, то данное обстоятельство в тот момент не имело существенного значения, так как Польша находилась в союзе с Россией и вряд ли можно было ожидать враждебных действий с ее стороны.

Вместе с тем в октябре 1688 года до правительницы дошли тревожные известия, что австрийский император и польский король вступили в мирные переговоры с турецким султаном, нисколько не заботясь об интересах России. Правда, русский посланник в Варшаве Прокофий Возницын получил от Яна Собеского заверение, что «без согласия России мира с Турциею не будет». Однако австрийский дипломатический представитель при польском дворе барон Жировский заявил Возницыну:

— Если царские полномочные в половине марта не приедут и Вену, то мир состоится и без участия России.

Причина внезапно возникшего стремления императора заключить мир с Турцией состояла в военной угрозе со стороны Франции. 22 марта 1689 года в ответ на наглое заявление Жировского Возницын по указу государей (то есть Софьи) объявил ему:

— Московский двор с удивлением услышал такие вести, что после всех обнадеживаний и ручательств цесарю и королю было бы неприлично и на весь свет не славно склоняться на отдельный мир с Турциею. Если же цесарь и король твердо решились прекратить войну, то при заключении мирного договора русские государи требуют соблюсти ряд условий.

Выработанные Посольским приказом по поручению правительницы требования были неожиданны:

«1) Всех татар вывести из Крыма за Черное море в Анатолию, а Крым уступить России, иначе никогда покоя ей не будет.

2) Татар и турок при Азовском море также выселить, а Азов отдать России.

3) Казикермен, Очаков и другие города в низовьях днепровских также уступить России или по крайней мере разорить.

4) Всех русских и малороссийских пленных освободить без всякого выкупа и размена.

5) За убытки, причиненные набегами татар в прежнее время, вознаградить двумя миллионами червонных».

Как верно заметил Н. Г. Устрялов, подобных условий не решилась предложить даже Екатерина II, подписывая в 1774 году Кючук-Кайнарджийский мир с Турцией. Историк сделал правильный вывод: «…едва ли ожидала и Софья таких пожертвований от султана: она хотела, кажется, только уверить своих и чужих, что Россия приобрела в ее правление необычайные силы, когда могла требовать изгнания целого народа из Европы в Азию. Надобно было однакож подкрепить эту мысль каким-нибудь блистательным делом, и Голицын поспешно двинулся на Крым».^{301}