Царевна Софья

Кроме недочета ратных людей главнокомандующий был обеспокоен непослушанием служилых людей московских чинов — стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов, которых в Большом полку насчитывалось около трех с половиной тысяч человек. Прежде они расписывались на сотни и состояли под командованием голов. Однако Голицын в соответствии с указом покойного государя Федора Алексеевича от 24 ноября 1681 года решил разделить ратных людей московского чина не на сотни, а на роты, что соответствовало вводившемуся военными реформами 1678–1681 годов «новому ратному строю». 29 марта 1687 года решение главнокомандующего было одобрено правительницей Софьей.^{281} Первоначально планировалось образовать 19 стольничих, 11 стряпческих, 12 дворянских и столько же жилецких рот, каждую под руководством трех офицеров: ротмистра, поручика и хорунжего. Однако на деле почти все роты оказались смешанного состава: в сорока были представлены все московские чины от стольников до жильцов, и только две жилецкие роты полностью соответствовали своему названию.

Стремясь избежать местнических споров о старшинстве между ротмистрами, поручиками и хорунжими, Голицын часто назначал всех троих офицеров роты из представителей одного рода. Например, 12-й стольничей ротой командовали ротмистр Иван Андреевич Дашков, поручик Иван Васильевич Дашков и хорунжий Поликарп Иванович Дашков. Аналогичное положение наблюдалось в половине рот. Все три офицерских поста могли занимать как представители титулованной знати (князья Волконские, князья Козловские, Волынские), так и выходцы из незнатных родов.^{282}

Тем не менее среди московских чинов обнаружилась группа недовольных, расценивших голицынское нововведение как принижение своего сословного статуса. Недовольство вылилось в открытую демонстрацию. Ротмистры-стольники князь Борис Долгорукий, князь Юрий Щербатов, князь Дмитрий Кольцов-Масальский и Илья Дмитриев-Мамонов явились па смотр со своими боевыми холопами в черных одеждах и на лошадях, покрытых черными попонами, своим траурным видом как бы заранее предрекая неудачу похода. Главнокомандующий пришел в ярость и в письме Федору Шакловитому попросил немедленно сообщить правительнице Софье об этой мятежной выходке аристократической молодежи: «Умилосердися, донеси добром: этим бунтовщиком учинить указ доброй. Это пророчество и противность к государеву лицу… что они так ехали, то было не тайно, всеми видимо; а если не будет указу, то делать нам с ними нечего». Голицын требовал учинить «такой образец, чтоб все задрожали», «разорить» бунтовщиков, заключить их навечно в монастырь и раздать их деревни неимущим. Шакловитый в ответ сообщил главнокомандующему, что его распоряжением о делении московских чинов на роты недовольны и некоторые члены Боярской думы. Однако это не смутило решительно настроенного Голицына: «У дураков нечего хотеть, кроме дурости. Слишком много дано им воли. Поговорят да перестанут. Поступай только покрепче, как я тебя просил».

Правительница Софья в этой ситуации повела себя весьма дипломатично — распорядилась подготовить указ о репрессиях в отношении молодых аристократов, однако задержала его отправку в Большой полк и в то же время постаралась, чтобы содержание документа стало известно в столичных верхах. Разумеется, московские родственники «бунтовщиков» поспешили уведомить провинившихся о предстоящей каре. Все четверо тут же с слезами просили у Голицына прощения. Главнокомандующий «на слезы их то им уступил» и страшный указ «сказывать не велел».^{283} Так Софья и Голицын сумели приструнить младших отпрысков боярских родов, не вступая в конфликт с их родственниками, заседавшими в Боярской думе.

Одно из писем Голицына Шакловитому позволяет отчасти понять тогдашний механизм осуществления власти правительницы Софьи: «О всём выразумеешь из записки моей; чтоб тое отписку изволила великая государыня слушать не со всеми бояры, но с самыми верхними, и указ бы по ней был прислан чрез нарочного гонца с подьячим или стрельцом, а из иного б чину никого не посылать».^{284} Как видим, царевна не могла принимать указы без обсуждения с Боярской думой, однако при этом имела право ограничивать число участвовавших в заседании думцев ближними боярами, которые в подавляющем большинстве относились к числу ее приверженцев.

Формирование полков и рот, ожидание «нетчиков» и передвижение войск из Сум, Хотмыжска и Красного Кута к общему сборному пункту на обширной равнине у реки Мерлы заняло два месяца. Лишь в начале мая удалось собрать всю армию численностью около ста тысяч человек, которая 2-го числа наконец-то смогла выступить в направлении Крыма. Начало похода слишком затянулось — выступать следовало ранней весной, когда в степи есть сочная трава и достаточное количество воды; с мая яркое солнце высушивало всю зелень, уничтожало подножный корм для лошадей и изнуряло русские полки.