Царевна Софья

— Удивительно, что ты меня об этом спрашиваешь, — отвечал Самойлович. — Когда в Москве между ратными людьми была смута, он этому радовался и, желая большего зла, разослал к нам лазутчиков с письмами, возмущая народы. Султана и хана уговаривал к войне против государей. Теперь недавно без государева ведома донских казаков и калмыков к себе на помощь призывал и многих подговорил, которые и теперь при нем. А меня беспрестанно хлопочет, как бы отравить, зарезать или застрелить.

Украинцев пытался убедить его, обрисовав общую европейскую ситуацию, не допускающую нейтралитета России в войне против Турции:

— Великие государи хотят в это дело вступить не для того только, чтоб помочь цесарю римскому или королю польскому; если вечные неприятели Церкви Божией, турки и татары, теперь осилят цесаря и короля польского и приневолят их к миру, то потом встанут войною и на нас. На мир надеяться нечего: они привыкли мир разрывать.

Как угодно великим государям, — отвечал гетман, — а мне кажется, нет причины с султаном и ханом мир нарушать. Буде в том их государское и сестры их великой государыни цесаревны святое и премудрое рассуждение и пресветлой их палаты здравые советы; но и начать войну, мира искать же, только не скоро его тогда сыщешь. Тот же король польский начнет тогда ссорить, чтоб царская казна истощалась, а ратные люди гинули на боях. И в мысли нельзя держать не только нам, но и детям нашим, что поляки когда-нибудь перестанут к нам враждовать. Мне кажется, что лучше держать мир, а на поляков оглядываться, с турками и татарами поступать разумно. А войну из-за чего начинать? Прибыли и государствам расширения никакого не будет, до Дуная владеть нечем — всё пусто, а за Дунай далеко. А Крыма никакими мерами не завоюешь и не удержишь. Воевать за Церковь Божию святое и великое намерение, только не без трудности. Церковь греческая в утеснении под турками пребывает, и до святой воли Божией быть тому так. Но тут вблизи великих государей Церковь Божию король польский гонит, всё православие в Польше и Литве разорил, несмотря на договоры с великими государями.

— Турки и татары — вечные христианские неприятели, — продолжал настаивать Украинцев, — теперь они с нами мир сохраняют поневоле, потому что ведут войну с поляками и немцами; теперь-то над ними и время промышлять. Теперь все государи против них вооружаются, а если мы в этом союзе не будем, то будет стыд и ненависть от всех христиан, все будут думать, что мы ближе к бусурманам, чем к христианам.

Самойлович отверг демагогический довод царского посланца:

— Зазору и стыда в этом ни от кого не будет, всякому своей целости и прибыли вольно остерегать. Больше зазору и стыда — иметь мир да потерять его даром, без причины. Поляки лгут, будто им все христианские государи хотят помогать.

Переговоры завершились безрезультатно: Украинцеву не удалось убедить гетмана в целесообразности союза с Польшей. Самойлович даже заявил, что предпочтительнее поступить противоположным образом — заключить союз с крымскими татарами против поляков. В ответ на возражение дьяка, что «не пожелают великие государи бусурман нанимать и наговаривать их на разлитие крови христианской», гетман напомнил, что польские короли неоднократно призывали крымских татар «на войну против Московского государства».^{268}

Украинцеву предстояло заняться в Батурине решением еще одного неотложного вопроса. Здесь в Крупицком монастыре жил луцкий епископ Гедеон (в миру князь Григорий Захарович Святополк-Четвертинский), вынужденный покинуть свою епархию из-за гонений со стороны католических властей. Царский посланник встретился с ним для обсуждения вопроса о выводе Киевской митрополии из подчинения константинопольскому патриарху и передаче под власть патриарха Московского. Впервые эта идея возникла еще в 1654 году сразу после решения Переяславской рады о присоединении Украины к России. Тогда высшее украинское духовенство выступило категорически против, и московские власти не стали настаивать. В 1659 году царь Алексей Михайлович попытался решить этот вопрос путем давления на гетмана Ивана Выговского, но тот в ответ разорвал договор с Россией и вернул Украину под власть Польши, что повлекло за собой длительную междоусобицу на украинских землях. В 1665 году гетман Иван Брюховецкий выступил с инициативой переподчинения Киевской митрополии Москве, но столкнулся с резким неприятием этой идеи украинским духовенством.