При появлении Сатми вопли утихли. Кто-то всхлипнул, кто-то глубоко вздохнул и наступила тишина. В спальню вошел фараон. Рядом, вся в слезах, шла царица, сестра покойной. Безграничная боль исказила юношеское лицо фараона и красивые черты его жены. Сатми не двинулся с места при виде фараона. Общее горе уравняло сына небес и слугу божества.
Затем он подошел к мертвому телу. На закрытых глазах лежала темная тень. Губы были чуть приоткрыты, блестели матовые зубы. Лоб, обрамленный черными кудрями, казался еще белее. Скулы окаменели. Руки, маленькие ручки вытянуты вдоль тела.
Сатми, забыв о фараоне, упал лицом вниз рядом с телом Нефрет.
Кто-то коснулся плеча Сатми. Сам фараон помог ему встать. Сейчас придут за телом Нефрет. Пора начинать бальзамирование. Большая муха, словно выкованная из металла, сновала по личику царевны. Будто хотела все изучить — проползла по неподвижным ресницам, заглянула в ноздри заострившегося носика и по-хозяйски расположилась на губах, еще недавно игравших улыбкой.
Сатми пришел в себя. С неумолимой ясностью ему представилось, как в нос Нефрет просовывают железный крючок и он доходит до мозга… мозга, родившего слова:
Вспарыватель держит наготове острый нож, собирается распороть тело царевны. Возможно ли? Нет, он не смеет!
Мысли блуждают и не находят выхода. Инени, Тутмос, писарь с лошадиными зубами, Суаамон…
Суаамон! К нему!
Сатми приказывает ждать. Он вновь овладел собой:
— Так приказывает бог. Ждите!
Пришел Суаамон. В храм, к Сатми. Худой и желтый, как мумия. Подслеповатые глаза напоминают взглядом маленького щенка. Выглядит жалким, совсем не опасным.
— Нефрет мертва, — сказал Сатми.
Суаамон утвердительно кивнул головой: так было суждено.
— Ее собираются бальзамировать.
Снова кивок.
— Нож вспарывателя не смеет коснуться ее тела.
Глаза Суаамона беспокойно забегали.
Сатми помнил древние поверья — не то выдумки, не то правду. Говорили, что знахари знают способ предохранить бездыханное тело от разложения. Благодаря их тайным настоям и заклинаниям мертвое тело сохраняет прижизненный облик: умерший кажется спящим.
Тревога Суаамона доказывала, что поверья не лгали.
— Нефрет должна остаться такой, как сейчас. Никому не позволено извлекать ее внутренности, ее мозг, ее сердце.
Суаамон еще больше заволновался.
— Это невозможно. Я не могу этого сделать… Царевна не для того умерла.
— Так ты знал о ее смерти?
Сатми заметил довольное выражение на лице Суаамона — так не соответствовавшее всеобщему трауру. Припомнил частые визиты целителя к Инени… В нем проснулись подозрения.
— Ты обо всем знал! Ты сам это устроил! Говори! Я убью тебя! — кричал Сатми, тряся знахаря.
Суаамон побелел, но твердо сказал, зная свою силу:
— Я помог убить Нефрет.
Суаамон еле шевелился на полу. Сатми бил его ногами и душил. Он готов был разорвать знахаря на куски и расколоть его череп. Суаамон, тяжело дыша, вырвался и бросился к двери, но Сатми преградил ему дорогу:
— Ты сделаешь то, что я скажу, Суаамон. Либо тело царевны будет сохранено без бальзамирования, либо…
Суаамон высвободился из его хватки.
— Пойдем.
С появлением знахаря во дворце поднялась суматоха: его все боялись и никто не ожидал от него ничего хорошего.
Он осмотрел тело Нефрет и велел показать комнату, где царевну настигла смерть. Сатми шел за ним.
В маленькой комнате было немного вещей, но каждая отражала вкус Нефрет. Сатми слышал от нее и Тутмоса, что даже мелкие безделушки царевна лично заказывала мастерам, которые совещались с нею и строго выполняли все ее указания. Склонность к искусству она унаследовала от отца — царя-вероотступника, художника и поэта Эхнатона.
Суаамон нервно осмотрел комнату. Он наклонился, как будто что-то высматривая, ощупал рукой пол и сжал пальцы. Выпрямился и попытался что-то спрятать в складках одежды.
Сатми, следивший за знахарем, схватил его за руку и вырвал из его пальцев какой-то предмет. Это был талисман из зеленого фаянса — символ жизни. На талисмане, надломанном с одной стороны, было вырезано имя Нефрет.
Суаамон глядел спокойно, точно торжествуя — вот неопровержимое доказательство, что опыт удался!
При виде талисмана Сатми окончательно поверил, что таинственные силы способны оградить тело от смертного тления. Тот, кто в этом сомневался, был лишен веры. А он теперь твердо верил, что божество может услышать горячие молитвы и оживить умершую. Понадобится лишь особая жертва, и мертвое тело Нефрет наполнится животворной силой — личико зарумянится, уста заговорят, она вновь начнет дышать.
Есть ли жертва, перед которой он остановится? Только бы уберечь, сохранить тело от распада, пока божество не снизойдет к его жертве, не внимет его молитвам…