— Это точно. Выскочки только и знают, что брезгливо морщатся, — встрял в моё бормотание высокий и весьма красивый качок, снимающий с телеги сразу пять мешков поклажи.
«Ух ты ж… какие тут драконы?!? Я к этому разрыву шаблона ещё не привыкла, а уже тема о драконах пошла! Нафиг они нужны вообще, когда вокруг тебя ходят идеальные спортсмены в татуировках?!»
— Чего зависла, егоза? — Прикрикнул Градок, пока я на его работников капала слюной. — Идём внутрь. Хоть спор мы отменили, а больно не люблю, когда нос передо мной задирают.
— Не задирала я нос.
— «…я знаю такие песни, которых вам ещё ни разу не доводилось слышать!» Это я, что ли, сказал?
— Да, пожалуйста! Показывайте инструмент! — А вот теперь реально задрав нос, я переступила порог таверны.
Опрятненькое помещение, чем-то напоминающее салун из американского вестерна, готовили к приёму посетителей две молоденькие троллихи. Различать их я уже научилась по татушкам. У светленькой тролленции прямо на лбу был нарисован красивый цветочек, у второй — витиеватый узор на руках, как у парня, что хохотал во дворе громче всех.
— Проходи сюда, красота. — Дедушка остановился возле постамента, на котором стояли рядком музыкальные инструменты.
И тут я стушевалась.
Оно было здесь! Настоящее фортепиано!
Сердце гулко забилось в груди.
«Сколько я просила о таком папу… Как я завидовала соседской девчонке, когда ей купили новенькое фортепиано!»
«Зато в тот же день отец взял тебя на секцию! Не фиг жаловаться! — Проснулась совесть. — Как бы ты отбивалась от Банно, если бы не его стремление увлечь нас чем-нибудь другим, вместо этой свистопляски! Да и Элияр, если бы мы не наваляли ему в клубе, фиг нас потянул на Сорур! И прощай знания о других мирах!!!»
— И то верно, — шепнула тихо, открывая крышку пианино.
— Что? — Дедушка свёл брови в одну сплошную линию.
— Всё замечательно, — присев на прибитый к полу стул, глубоко вздохнула, прошлась три гаммы туда и обратно и облегчённо выдохнула. — Отличный инструмент.
— Васека, наш пианист, очень бережно относится к своему рабочему инструменту. Ты смотри… это… не сломай.
Подарив дедушке укоризненный взгляд, подняла кисть левой руки и прошлась пальчиками по моей любимой ре-мажорной тонике.
— Спою про любовь… просто не знаю, знаком ли вам этот язык.
— Пой. Не засмею, обещаю.
— Кхм-кхм… — прокашлявшись, на память начала вспоминать ноты любимой папиной песни «Така як ти» группы Святослава Вакарчука: — Чи знаєш ти, як сильно душу б`є безжальний дощь?
Так ніби він завжди чекав лише мене.
А як болить зимовий спокій нашого вікна,
Ніжно пастельний, як твій улюблений Моне.
Така як ти буває раз на все життя і то із неба.
Така як ти –
Один лиш раз на все життя, не вистачає каяття,
Коли без тебе я…
Папа плакал, когда первый раз услышал её.
Помню, мы ехали тогда вместе с ним из школы. Папа остановил машину на обочине, некоторое время крепко сжимал руль, а потом вышел из «мерина», бросив мне, чтоб оставалась внутри. Именно тогда я поняла, что музыка способна с людьми творить такие вещи, какие ни одному удару не снились. А слова? Они способны вырвать душу…
Когда Настя начала пытать весь подъезд своими гаммами, я бегала к ней, требуя, чтобы она рассказывала мне, что и к чему.
«Така як ти» — стала первой песней, которую я подобрала на слух, познакомившись с семью нотами. Созвучия и парные голоса нот — это лишь в теории страх. Сколько в глубинке таких алмазов, которые даже названий нот не знают?! А играют они даже круче, чем профессионалы, закончившие консерваторию!
Аккорды закончили свой проигрыш, и я улыбнулась:
— Забути все здається я б ніколи не зумів
Новий дзвінок скидає відлік волі на нулі
І погляд твій — він вартий більше ніж мільони слів
Вічно далекий, як і твій улюблений Далі.
Така як ти буває раз на все життя і то із неба.
Така як ти –
Один лиш раз на все життя не вистачає каяття,
Коли без тебе я…
Вокализ, честно признаться, я не особо помнила, но к моему удивлению, спеть его по звуку аккордов получилось очень легко!
Мой голос хоть и дрожал, а звучал необычно. Будто я пою рассеянным звуком, с налётом на эхо.
«Акустика, наверное, в таверне особенная?»
Последний звук затих, и я повернулась к Градоку.
Когда наши глаза встретились, дед глубоко вздохнул, будто всё это время, пока я пела, не дышал вовсе.
— Потрясающе. — На ресничках старичка блестели капельки слёз, а по щекам текли солёные дорожки.
Я смутилась этой искренней реакции на моё пение.
Оглядевшись, поняла, что ни один дед плачет.
«Нет, мне, конечно, тоже было грустно… я папу вспоминала… но чтобы ТАК!? Хотя… кто я такая, чтобы судить чужое восприятие. У каждого из нас оно своё. А то, что мой выбор песни оказался выигрышным, только делает честь моей интуиции!»
Утерев рукавом слёзы, дедушка улыбнулся.
— Ты выиграла! Есть ещё хочешь, птичка Сирин?
— Кто?
— Райская птица. Поёт о грядущем блаженстве. Из наших сказок…
— Я знаю, кто такая Сирин. У нас тоже в сказках встречается. Просто… — выпучив глаза, пожала плечами, — думала, мне послышалось.