— Правда в том, что отец дал клятву. И кто будет лучшим мужем для Меровы, как не спаситель Израиля, мама?
— Куда ты?
— За Давидом. Отыщу его и приведу обратно. Сегодня он будет сидеть за царским столом вместе со всеми именитыми военачальниками.
Воины разошлись. Они отправились по домам — к семьям, а Саул созвал родственников, советников и военачальников праздновать торжество. Все пировали и говорили о битве. Давид сидел напротив Ионафана, лицом к царю. Вечер тянулся медленно. Саул облокотился о стену, зажав в руке копье. Большой палец его ходил по древку — туда–сюда.
— Давид, ты нам споешь? Песнь избавления. Гусли передавали из рук в руки, и, наконец, инструмент оказался у Давида. Он склонился над ним, заиграл. Разговоры прекратились: все слушали. Царь закрыл глаза и откинулся назад.
Пока Давид пел, через комнату пробрался слуга. Наклонившись, прошептал на ухо Ионафану: — Ваша мать, царица, просит оказать ей честь и доставить удовольствие Вашего присутствия.
Ионафан встал в удивлении. Не в обычае матери отвлекать его таким образом.
— Отец, разреши выйти?
— Иди. — Саул не поднял век.
Давид играл.
Слуга провел Ионафана через царские покои, в большую комнату, где сидела и ткала его мать.
Улыбаясь, она поднялась с места и подошла к нему.
— Это по поводу твоего друга, того молодого пастушка.
Ионафан ощетинился. —
Она ничего не сказала на это, и он счел нужным продолжить. — Наша дружба укрепит союз между Иудой и Вениамином.
— Эти колена связывает дружба со времен Иосифа, сын мой. Иуда, четвертый сын Иакова, в Египте предложил себя в заложники вместо Вениамина. Я тоже знаю историю, Ионафан. Со временем колена стали соперничать. Когда народ начал требовать царя, сыны Иуды поспешили напомнить нам пророчество Иакова о том, что царский скипетр не отойдет от их рук.
— Саул — парь Израиля.
— И поэтому иудеяне склоняются перед ним, но затаив недовольство.
— Они встали за Саула при Иависе Галаадском. Они праздновали его царство в Галгале. Они были с нами при Михмасе и… — он остановился, потому что мать подняла руки. Ведь Закон говорит; почитай отца своего
— Ты чересчур доверчив, Ионафан.
Он никогда не сумел бы объяснить ей, каким образом душа его так привязалась к душе Давида. Как объяснить, если он и сам себя до конца не понимает? Потому он попытался убедить ее доводами рассудка. — Может ли быть лучший способ положить конец соперничеству, чем если царь выдаст свою дочь за сына своего противника?
— Закон говорит…
Ионафан тяжело вздохнул. — Знаю, мама. Никто чаще меня не напоминает отцу о Законе. Но еще важнее то, что он поклялся перед народом и должен сдержать свое обещание. Царь стоит столько, сколько стоит царское слово.
Покачав головой, она подошла к окну и сказала, глядя в ночное небо: — Твоему отцу не понравились песни, которые сегодня пели люди у ворот.
— Они восхваляли своего царя.
Она обернулась к нему. — Но еще больше — твоего друга. «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!» Видел бы ты лицо отца.
— Я ничего не заметил.
— Не заметил. А надо замечать, Ионафан. Надо смотреть в оба. — Она снова выглянула в окно и тихо проговорила: — Боюсь, надвигается гроза.
Ионафан узнал, что мать была права, когда вернулся к обществу и обнаружил все в полном смятении.
— Где Давид?
— Его нет. — Вид у Авенира был потрясенным.
Вокруг Саула толпились советники, что–то обсуждая негромкими голосами.
— Он против меня! — выкрикивал Саул. — Он лишь мальчишка, только и всего! Почему его так превозносят?
— Что случилось?
— Твой отец вышел из себя и метнул копье. Вот и все. Он мог бы убить Давида…
— Он бросил копье в Давида?
— Ты же понимаешь, в чем дело.
Ионафан отыскал Давида у костра, где тот сидел со своим семейством. Вступив в круг, освещенный огнем, он был встречен ледяными взглядами, однако Давид сразу же вскочил: — Царевич!
— Я слышал, что произошло.
Давид увлек его прочь от остальных. — Твой отец пытался убить меня. Он дважды бросил в меня копьем. — Давид нервно усмехнулся. — Я подумал, что будет мудро убраться оттуда, пока царь не пригвоздил меня к стене.
— Ты же видел, что бывает, когда на него находит злой дух. Из–за этого тебя и позвали во дворец.
— Сегодня мои песни его не успокоили.
— Иногда отец говорит и делает то, чего никогда бы не сделал, если бы… — Если бы что? Если бы был в здравом уме? Если бы не мучился страхом и чувством вины? Иона фан не мог сказать этого Давиду.
— Он слишком много выпил сегодня. — Он скривился в улыбке. — Может быть, он принял тебя за филистимлянина.
Шутка не удалась.
Они поднялись по лестнице, ведущей на стену, и стояли, облокотившись на ее ограду и глядя на поля. Ионафан качнул головой.
— Мой отец — великий человек, Давид. — Он почувствовал, как об грудь стукнулся кожаный чехол со списком Закона. — Но лучше было бы, если бы он иногда слушал меня.