Царь Живых

Страшный вопль мертвеца, выдернутая рука обожжена, пальцы почернели, обуглились.

– Ты все понял, раб? – повторяет она, словно ничего не было. Голос и тон те же, но теперь – слабо, издалека – в них слышен отзвук битвы. Которая уже идет.

Он бормочет что-то утвердительное.

– Тогда иди!

Новое бормотание – кажется, про нехватку бензина на такой далекий путь…

– Иди! Тебе достанет всего! Он идет.

Глава 9

Окрестности Пармы. Вечер.

В лесотундре полным-полно грибов. В средней полосе их, появляющихся в июне, зовут колосовиками. Здесь ничего не колосится – со времен Никиты Сергеевича, свято убежденного, что и на мерзлоте должна расти кукуруза. Но грибов – много.

Привыкая к питерской жизни, Иван мимолетно удивлялся, что грибы там ездят искать. В парму (в ту, что с маленькой буквы) грибы ходят собирать. Чувствуете разницу? Грибов здесь немерено – зеленый мох усеян белыми пятнышками. В средней полосе похожие, но с коричневыми шляпками, грибы зовут подберезовиками. Здесь в основном елки – но белоголовым подберезовикам, на это, похоже, наплевать…

А Ивану наплевать на грибы.

Он сидит под невысокой елью, мягкая моховая кочка подается под телом лучше самого комфортного кресла. Рядом – оружие Стражей. Когда надо, оно легко покидает левую ладонь.

Ну и как на него настраиваться? Как дать ему настроиться на себя?

Иван не знает – сидит и смотрит. Смотрит на кинжал. На оружие Стражей. Память Ивана – память не ума, память предков, память крови – тянется, пытается пробиться в сознание вереницей смутных образов, но пока он не понимает их. Пока.

У оружия Стражей тоже есть память – примитивная, рудиментарная память металла. Оружие помнит немногое – чьи глаза могут увидеть его. И чьи руки взять… А еще крохотный серебряный кинжал помнит пронзившую его вспышку боли и яростной силы – пронзившую в тот момент, когда погиб в самоуничтожающем пламени его брат-близнец – другое оружие Стражей.

Другой Меч Господень.

Москва – Вена – Гедонье – Парма. Тридцать лет назад.

Шила в мешке не утаишь. Наземного ядерного испытания, недавно запрещенного конвенцией, – тоже. Западные агентства и радиостанции заходились истеричным лаем, обвиняя коварных коммунистов-клятвопреступников во всех смертных грехах.

МАГАТЭ* было гораздо сдержаннее, тон прозвучавшего в Вене заявления оказался мягок: ребята, да признайте вы, что случилось что-то нештатное, мы вас слегка пожурим – и дело с концом. МАГАТЭ всегда уважало Советский Союз – до Чернобыля по крайней мере…

ТАСС отбивалось как могло и умело – обвиняя во всем буржуазных инсинуаторов и непонятный каприз природы – землетрясение на Полярном Урале. Дескать, земная мантия тряхнула стариной, вспомнив, как давным-давно рожала в муках Уральский хребет….

Впрочем, вся риторика ТАСС была направлена вовне границ Союза – внутри коротенькое, на десяток строк, и никем не замеченное заявление прозвучало лишь спустя три недели после происшествия… Никто не обратил внимания: ну землетрясение, ну эпицентр в необычном месте, ну сколько-то там баллов по какой-то там шкале – ну и что? Ни жертв, ни разрушений нет.

Но посвященные люди в посвященных конторах не верили сказочке о землетрясении – сами ее и сочинили. Посвященные ломали голову и заставляли непосвященных рыть носом землю. Никому не понравится такая нештатная ситуация – когда пусть у черта на куличках, пусть в безлюдной лесотундре – взрывается не пойми что неизвестного происхождения мощностью почти в мегатонну. Где в следующий раз такое ЧП стрясется?

* МАГАТЭ – международное агентство по атомной энергии. Образованная в 1957 г. специализированная организация ООН со штаб-квартирой в Вене.

Вертолеты прочесывали парму частым гребнем – не то что ни одного неисследованного квадратного километра – ни одного пропущенного гектара не осталось. Счетчики Гейгера молчали – мертво. Посвященные недоуменно сошлись на том, что байка с землетрясением нежданно угодила в десятку. Пригласили инспекторов МАГАТЭ – пускай тоже поищут и подивятся…

…Одинокую фигуру, сначала ползущую, потом бредущую по лесотундре, с вертолетов не заметили. А заметив – не обратили бы внимания. Охотник, кому еще. Зеки по снегу в бега не подаются, ждут “зеленого прокурора”.

К окраине Пармы Гедеон вышел спустя почти месяц после странного землетрясения. После запрещенного конвенцией наземного ядерного взрыва. После попытки Прорыва. Прорыва, остановленного им в одиночку, ценой гибели Меча Господня и собственной жесточайшей амнезии… И не только амнезии.

Был старец страшно обожжен и одновременно обморожен. Половина костей сломана – а крови Гедеон потерял больше половины. И – не помнил о себе и вообще обо всем ничего. Вспомнил спустя пару недель лишь собственное имя. Прежнее имя, стародавнее, носимое когда-то в миру. Мирское имя старца Гедеона было Гавриил.

В Парме его прозвали Гаврилычем.

Парма. Ночь.

Марья корчится на полу. Пытается встать, ничего не получается.