Царь Соломон

И вот стоит в долине дуба вызывающий ужас Голиаф, которого легенда наделила трехметровым ростом, облаченный в чешуйчатую броню, медный шлем и медные наколенники; при нем его страшное копье, конец которого отлит из железа. Напротив него Давид, одетый в одежды Саула, с мечом его. Это мешает ему при ходьбе. Итак, он снимает с себя все, берет пять гладких камней из ручья и кладет их в свою пастушескую сумку. С сумкой и пращою в другой руке приближается к Голиафу, который делает ошибку, обычную для всех героев. Он презирает молодого воина, который кажется красивым, но скорее всего изнежен, да еще и смуглый. Но победа достается Давиду, когда камень из его пращи попадает противнику прямо в лоб.

Мы не знаем, что произошло с мертвым Голиафом. Был ли он похоронен в каменном саркофаге, повторяющем форму человеческого тела, которые дошли до нас как свидетельства культуры филистимлян? Мы не знаем, но предполагаем, что филистимляне достигли более развитого уровня культуры. В то время, как израильтяне своих мертвецов клали в гроб без всяких затей или хоронили в специальных пещерах-гробницах, филистимлян хоронили в «гробах-людях». Как будто они рассчитывали жить после смерти, если камень обретет форму тела и одновременно увековечит их.

Победа Давида приписывается помощи бога Израилева, так, во всяком случае, пожелало библейское предание. Но подтверждается ли исторически сражение Давида и Голиафа? Мы вправе усомниться, поскольку в списке «воинов Давида» умерщвление Голиафа приписывается не Давиду, а некоему Елханану (2 Царств 21.19). Ну что ж, может быть, всем известная история с Голиафом не что иное, как миф о герое во славу Давида.

Это было бы слишком просто. Из легенды так и просится правда: борьба между двумя мирами! Пастух-кочевник выступает против «оседлого» городского воина. Там Голиаф, хорошо вооруженный воин из филистимлянского города Гефа, здесь Давид, вращающий пращу. Физическая сила и военные доспехи городского воина против пастушеской сумки, пращи и хитрости маленького кочевника.

Яхве, бог Израиля, на стороне кочевника — как это было еще в начале истории Израиля, когда Авраам, Исаак и Иаков кочевали по стране, когда люди с Моисеем во главе поднялись и кочевали по Египту и пустыне. И хотя израильтянам была обещана «земля, где текут молоко и мед», все же оседлость — крестьянская и городская — всегда вызывала у израильтян необъяснимую тревогу.

Боязнь «оседлой» цивилизации сопровождает историю Израиля с самого начала и находит свое выражение в непонятой еще и до сегодняшнего дня истории убийства Авеля братом его Каином, после того как Яхве отказался от жертвы Каина, но принял жертву Авеля. Целые поколения исследователей пытались постичь решение Яхве. А все очень просто: «Авель был пастухом, а Каин стал землепашцем», — кратко сообщает Библия (Бытие 4.2). Яхве получал удовольствие от жертвы кочевника Авеля, а жертва оседлого Каина была отвергнута. Более того, Каин пожинал славу родоначальника градостроителей и кузнецов (Бытие 4.17).

Итак, Каинову печать несут на себе уже в древней истории оседлые горожане и кузнецы. То, что вскрывается в братоубийстве Каина и продолжает жить в судьбе строителей и кузнецов-каинитов — противоречие между кочевничеством и оседлыми цивилизациями, — повторяется в битве кочевника Давида и горожанина Голиафа. Информация, которой мы обязаны истории с Голиафом, говорит о многом: Израиль по сравнению с городами филистимлян выглядел отсталым, был, как бы мы выразились сегодня, «развивающейся страной».

Но вернемся к Давиду. Военная слава послужила основой придворной карьере, которая, правда, скоро оборвалась, поскольку царь Саул опасался Давида как конкурента царской власти. До царя дошли песни, где Давид ставился выше Саула: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!». Эти слова огорчали Саула тем больше, что исходили от женщин, которые пели эти песни, водя хороводы. Давид — гусляр, герой сражений и любимец женщин, по сравнению с ним старший по возрасту и впавший в меланхолию царь действительно выглядел не лучшим образом. Дело дошло даже до покушений на парня, которому улыбалось счастье. Несколько раз Саул метил в Давида копьем, потом послал его в составе «отряда смертников» против филистимлян. И когда это все не помогло, он подготавливает смертельный заговор.

Но у Давида есть друзья. Мелхола, дочь Саула, любит его, приносит ему необходимые сведения и помогает тайно выбраться через окно. Позже она становится его женой. Несколько раз предупреждает Ионафан, сын Саула, их связывает нечто большее, чем просто мужская дружба. Оба заключают союз на всю жизнь, обмениваются одеждой, связывают свои сердца — как осторожно пишется в Библии (1 Царств 18.1). Царь Саул разгневался на Ионафана: «Сын негодный и непокорный! Разве я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей?» (1 Царств 20.30). Это плохо скрываемый намек на го-моэротические отношения между ними.