Напомним, что согласно Хониату, Андроник Комнин восстаёт против «первого» Алексея Комнина и приходит к власти вместо него. А против «второго» Алексея Комнина восстаёт некий ХРИС. Он упоминается ещё при Исааке Ангеле, но основные события, связанные с Хрисом, разворачиваются при «втором» Алексее Комнине. Восстание Хриса началось при Исааке Ангеле. Говорится, что некий Хрис «задумал приобрести себе независимую власть, и потому он был взят и заключён под стражу. Потом его освободили… но он обманул надежды царя… и, злоупотребляя своим положением, сделался неумолимым врагом соседственных римлян» [141], с. 151–152. Хриса долго и безуспешно пытались поймать [141], с. 157. Но Исааку Ангелу это так и не удалось.
Алексей Ангел, — «переименовавшийся» в Алексея Комнина, — придя к власти, также воюет против Хриса [141], с. 171. Однако Хрис скрылся в некоем сильно укреплённом месте. «Владея подобной крепостью, Хрис вовсе не испугался царского похода» [141], с. 172. О долгой и безуспешной борьбе с Хрисом говорится много — на семи страницах. Царь не смог поймать Хриса и выдал за него замуж одну из своих родственниц. Затем Хрис вообще пропадает со страниц «Истории» Хониата.
В целом вся история Хриса весьма напоминает историю Андроника — Христа перед его воцарением. Андроник, как и Хрис, был в заключении, но выбрался оттуда. Затем долго находился в изгнании и его постоянно пытались поймать как претендента на царский престол. О Хрисе говорится то же самое. А теперь отметим, что само имя «Хрис» практически тождественно с именем «Христос». Таким образом, мы видим повторение истории Андроника, но уже под именем «Хрис» — Христос. Правда, здесь она у Хониата не доведена до конца. Тем не менее, есть отчётливый след истории Христа.
Через некоторое время после того как Хрис исчезает со страниц «Истории» Хониата, в Царь-Граде вспыхивает спор о Воскресении и о теле Христа. Причём подчёркивается, что спор шёл о новом предмете, ранее не обсуждавшемся. «Обратило на себя общее внимание НОВОЕ УЧЕНИЕ о святых и божественных тайнах. Учение это произвело тогда между христианами разделение на противные партии; так что и на улицах и площадях всякий по своему толковал о предмете… Вопрос состоял именно в следующем: „Святое тело Христово, которого мы приобщаемся, так ли нетленно, каким оно стало после страданий и Воскресения, или тленно, каким оно было до страданий“» [141], с. 185–186.
Более того, дискуссия развернулась не только вокруг воскресения Христа, но и о том, как должны вести себя воскресшие люди. Бурное обсуждение занимает у Хониата несколько страниц. Вот лишь один из примеров: «Потому что, говорили они… и мы по воскресении отнюдь не будем подлежать осязанию, зрению или какой-нибудь определённой человекообразной форме, но будем носиться подобно бестелесным теням. В связи с этой последней мыслью они настаивали, что вшествие Господа к ученикам, когда двери (горницы, в которой собрались ученики) были заперты, было не чудом, но естественным и свойственным всякому воскресшему из мёртвых вшествием» [141], с. 188.
Таким образом, евангельские события обсуждались как только что происшедшие, совсем свежие. Люди бурно спорили о чудесах Христа, смогут ли они делать такие же чудеса после воскресения и т. п. В более поздние эпохи таких активных «евангельских обсуждений» уже не было. Здесь звучит совсем свежий след евангельских событий.
Замечательно, что при «втором» Алексее Комнине, через некоторое время после рассказа о Хрисе, — то есть именно там, где нужно, — следует яркое повествование об Иродиаде и Иоанне Крестителе. При «первом» Алексее этот сюжет звучит глухо, хотя его следы тоже есть.
42. Иродиада = Евфросинья
С восшествием на престол Алексея Ангела (он же Алексей Комнин) непомерно большую власть получает его жена Евфросинья. Никита Хониат долго и возмущённо описывает безобразия, творимые Евфросиньей. Причём особый гнев общества вызвали следующие её действия. «Но бесстыдные выходки государыни простирались ещё далее. Иным статуям, изображавшим мужчин, она поотбила половые органы; другие ОБЕЗГЛАВИЛА УДАРОМ МОЛОТА ПО ГОЛОВЕ. Зато в каких непристойных выражениях не отзывались о ней в городе и какой поносной бранью не ругал её народ за такие деяния?» [141], с. 191. Также ей было поставлено в вину, что она «ОТРУБИЛА НОС „Калидонскому вепрю“, медной статуе в ипподроме… жестоко высекла по спине знаменитого „Геркулеса“, дивное произведение Лисимаха, представлявшее героя, лежащего на разостланной ЛЬВИНОЙ КОЖЕ» [141], с. 191.
Текст довольно мутный, но в нём чётко звучит тема оскорбления или увечья, убийства некоего знаменитого мужчины. Что вызвало гнев и ненависть к ней всего города. Конечно, само по себе такое описание ещё недостаточно, чтобы считать его следом Иродиады в истории Иоанна Крестителя. Но буквально через две страницы Никита Хониат описывает случай, который уже совершенно недвусмысленно относится к Иоанну Крестителю. После этого отождествление Евфросиньи с Иродиадой становится достаточно очевидным.