Царь (СИ)

— Степаном батюшку моего звали, — отозвался парень, — он стряпчим был, да сгинул где-то, а матушка в глад померла.

— В стрельцы как попал?

— К посохе прибился, а Анисим Савич, как узнал, что я грамоте разумен к себе взял.

— А я все думаю, где тебя видел? — неожиданно раздавшийся за спиной голос ввел всех присутствующих в ступор.

— Государь!!!

— Государь-государь, — проворчал я глядя на вскочивших Вельяминова и Квашнина и бухнувшегося в ноги писца, и спросил у подьячего — Это ты в лавке у Анисима торговал?

— Было такое, государь, — не стал отпираться с достоинством поклонившийся парень.

— Я же говорю, видел!

— И раньше еще, ваше величество, — вдруг отчаянно выпалил он.

— Это когда же?

— В остроге у Чертопольских ворот.

— Вот как? — немного недоверчиво протянул я, — припоминаю, было там среди посохи два отрока. Один с дурацким лицом…

— Сидорка — выпалил подьячий, — ты еще, государь, послу ляшскому предложил его в зад поцеловать.

— Точно, — рассмеялся я, — было дело! Не врешь, значит. А почему в ноги не кинулся как тот убогий?

— Слышал, не любишь ты этого.

— Есть такое дело, — усмехнулся я, — что еще расскажешь?

— Спрашивай, государь, все скажу без утайки.

Я задумчиво оглядел молодого человека и принялся рассуждать вслух:

— Раз в подьячих служишь, стало быть, грамотный. Слушать умеешь, а услышав понимать, значит не дурак. Опять же, не трус… а скажи мне, милый друг, чем ты Анисима прогневал, что он тебя со своего двора наладил?

— Как перед святыми говорю, ничем я Пушкареву не виноват! — горячо заговорил парень.

— А на дочек его не заглядывался? — вдруг грубовато спросил Квашнин.

— Не было такого!

— Ладно, не было, так не было, — подытожил я и обернулся к Вельяминову, — а скажи мне, господин министр, какого рожна ты тут со своим товарищем делаешь?

— Так запасы…

— Да вижу я что запасы, а что на дьяков с подьячими в приказах мор напал? Некому подсчитать без вас!

— Ох, государь, не трави душу! — отозвался Никита, — во всем, за что не возьмись нехватка. Пошли мы с Семеном дьяков, так через час полковые командиры знать будут об излишке, того и гляди на куски разорвут!

— Это верно, — вздохнул я, — беда с оружием. Никита ты знаешь, что у меня допельфастеры[38] уже ни к черту не годятся?

— Нет, государь, — всполошился тот, — вот горе-то, у нас и мастеров таких нет, чтобы их наладить!

— Дозволь слово молвить, царь батюшка! — неожиданно выпалил подьячий.

— Ну, молви!

— Знаю я мастера одного…

— Ты что, белены объелся! — громыхнул Вельяминов, — да ты хоть знаешь что это за пистолеты и какова им цена?

— Погоди, — остановил я своего окольничего, — что за мастер?

— Первушка Исаев, с оружейной палаты.

— Да какой же он мастер? — вмешался Квашнин, — слыхал я о нем, в подмастерьях у пищальников ходит.

— И до седых волос ходить будет, ибо чтобы ученика выпустить, мастер должен его инструментом снабдить, а он немалых денег стоит! — не уступал Анциферов.

— Ладно, — прекратил я спор, — пистолеты все одно не стреляют. Вот тебе первое задание парень, найдешь мастера, чтобы починил… тогда и посмотрим, на что ты годишься. Зовут то тебя как?

— Первушка!

— Что, опять Первушка? Крестили то хоть как?

— Акакием!

— Ох ты, прости господи! Ладно, Первак, так Первак.

Поняв, что разговор закончен, Анциферов подхватил тяжелый пистолет и опрометью бросился вон. Я невольно улыбнулся ему вслед, парень, похоже, дельный и старательный. В лепешку расшибется, а порученное выполнит. Надо будет к нему присмотреться, но это потом, а сейчас предстоит разговор с "господами-министрами". Кстати, слова такого еще нет, и мом приближенные немного пугаются, когда я их так называю.

— Ну, что, Никита Иванович, — спрашиваю я у Вельяминова, — к выступлению все готово?

— Все, государь, — кивает окольничий. — Объявлено, что через неделю большой смотр всему войску. Сразу никто ничего и не подумает, а потом уж поздно будет.

— Ну и славно, а то что-то засиделись мы. Правильно я говорю, Семен?

— На все твоя царская воля, — вздыхает московский дворянин, — а только не маловато ли у нас сил с королевичем воевать?

— А больше все одно не будет, — усмехнулся я, — страна в разорении, и тех, что есть, из последних сил содержит. Потому и хочу, не мешкая вперед выступить, чтобы разорения больше не допускать.

— Так то, оно так… — крутит головой Квашнин, — но все же лучше пусть королевич к Смоленску подойдет, да станет в осаду. Может сдуру на приступ пойдет, глядишь и сил по менее станет.

— И распустит отряды своих панов по окрестностям! Нет уж, Семен, больше нельзя эту саранчу на Русь пускать. Погуляли и будет.

— У Прозоровского почти восемь тысяч ратных, — как бы невзначай роняет Вельяминов.

— Продолжай-продолжай, что замолк?

— Если Владислава зажать между Смоленскими стенами и нашим войском…

— С ним Ходкевич, — не соглашаюсь я, — не полезет он в такую ловушку. Бросит обозы и вывернется ужом. Нет, надо ему такую приманку предложить, чтобы он заглотил не раздумывая. Чтобы против его непобедимой кавалерии пехота стояла, как шведы при Киргхольме.

— А если не сдюжим? Всякое ведь бывает…