— Давай посчитаем, — согласился я. — Что мы имеем?
— Если позволите, я начну со своего полка. Восемьсот хорошо обученных драгун, это не плохо. Есть еще русский полк, которым командует Федор Панин. Но они обучены гораздо хуже, там много новобранцев и у них просто не было времени. Но полторы тысячи драгун у вас есть. Кстати, а почему Панин до сих пор поручик?
— Недолго осталось, — усмехнулся я, — вот устроим смотр, и награжу Федьку за верную службу. — Считай дальше.
— Следующим я назвал бы полк Вельяминова. Почти две тысячи рейтар, это большая сила, хотя они не слишком хорошо обучены.
— Но-но, — добродушно заворчал стоявший до сих пор тихо Никита, — дойдет до дела, мы еще посмотрим, кто лучше обучен!
— Прости Никита Иванович, но это правда. Большинство из них как было поместной конницей, так и осталось. Они недурно вооружены, безусловно, храбры, и имеют некоторое понятие о дисциплине, но до настоящих рейтар им далеко, кроме, может быть двух-трех эскадронов. С кирасирами та же проблема, мекленбуржцы не плохи, но ваши рынды…. Но, как бы то ни было, две с половиной тысячи тяжелой кавалерии у вас есть. Лучшие из них не слишком уступят королевским гусарам, а остальные, при удаче, смогут поддержать их атаку.
— Продолжай, я слушаю.
— Теперь о пехоте. Первыми я назову полк Гротте. Они опытны и хорошо вооружены. Большинство из них нанято вами еще на родине, остальные присоединились здесь. Полторы тысячи обученных солдат, это конечно не много, но лучше чем ничего. Дальше идут стрельцы. Те, которыми командует Анисим, весьма не дурны. Я бы даже сказал, что они не уступают вашим мекленбуржцам. Остальные хуже, хотя и лучше польских гайдуков. Как бы то ни было, у вас восемь тысяч недурной пехоты.
— Ну что же, почти двенадцать тысяч хорошего войска, — согласился я, — продолжай.
— Если армия вашего величества и превосходит в чем то противника, то это, несомненно, артиллерия. Вы всегда придавали ей большое значение, и это принесло свои плоды. Несмотря на то, что значительную часть имевшихся пушек пришлось отправить для укрепления Смоленска, оставшихся с лихвой хватило для стен Кремля, Белого и Земляного городов. А ваша полевая артиллерия просто выше всяких похвал. Я иногда просто теряюсь, зачем столько легких орудий? Если не ошибаюсь, их уже больше четырех десятков.
— Ошибаешься, — спокойно возразил я, — почти шестьдесят.
— Вот-вот, — согласился Кароль, — и к ним почти две тысячи пушкарей, которые все это время усердно тренировались и исправно получали жалованье. Это чертовки дорого!
— И чертовски действенно!
— Что же, если вы не ошиблись с оценкой польских сил, то беспокоиться и вправду не о чем. Кому мне сдать полк?
— Пожалуй, фон Визену, он из Мекленбурга и солдаты его знают.
Каждый раз, возвращаясь домой, Никита Вельяминов испытывал нешуточное беспокойство. После памятного происшествия он усилил охрану, поменял сторожей и посулил холопам, что спустит с них три шкуры, если они станут покрывать Алену. Похоже, принятые меры принесли свои плоды и все же окольничий серьезно беспокоился. Впрочем, сестра, в последнее время, вела себя вполне благонравно, не давая поводов для претензий. Спешившись окольничий придирчиво осмотрел двор. Все было чисто, караульные ели его глазами, и так и не найдя к чему придраться он вошел в дом. Алена встретила его поклоном и тут же поднесла ковш с квасом. Брат с удовольствием выпил и решив, что все в порядке улыбнулся сестре.
— Все ли ладно? — примирительно спросил он.
— Слава богу, — отвечала она, так же улыбнувшись.
— Вот и хорошо, — почти успокоился Никита, — чем занималась?
— Приданое шила, — почти проворковала Алена, мгновенно насторожив брата.
— Али надумала? — удивленно спросил он, припомнив о сватовстве Буйносова.
— А чего тут думать, смотр то скоро будет?
— Какой еще смотр?
— А то, ты не ведаешь?
— Да откуда же ты все знаешь? — изумился окольничий, — ведь я не велел никого пускать…
— Слухами земля полнится, — загадочно отвечала сестра.
— Вздорные то слухи!
— Так чего ты тогда взъярился?
— Ничего! Только попомни, даже если смотр и случится, тебе на нем не бывать!
— Посмотрим.
— Да что же это такое! Слышишь меня, в своем дому я хозяин!
— Слышу, братец, а только против судьбы не пойдешь.
— Господи, да что же вы Евины дочери такие вздорные! Ежели что втемяшится, так никаким колом не выбьешь…
— То ли еще будет, братец, вот сам когда женишься, тогда и хлебнешь с шила патоки.
— Спасибо, успокоила, — засмеялся Никита, потом оборвав смех, серьезно спросил: — Сестрица, моя милая, а с чего ты взяла, что он тебя выберет? Ведь если смотр случится, со всей Руси девиц привезут, молодых да пригожих, в шелках да бархате и узорочье богатом…
— А я — самая красивая.
— Эва как! И других красавиц значит, нет?
— От чего же не быть, есть, а только выберет он меня!
— Да почему ты так решила?
— Это не я решила, а он. Только еще не знает об этом.
— Тьфу!