Царь (СИ)

Похолодев внутри от мысли, что не успеет, Щербатов ударил шпорами своего коня и громко гикая, налетел на творивших разбой. Вместе с не отстававшими от него холопами они на полном скаку влетели в людскую массу и разогнали их плетями. Увы, было уже поздно. Оба немца лежали бездыханными, а в красивой немке едва теплилась жизнь. Впрочем, теперь было трудно понять, была ли она прежде красивой. Все лицо ее было в кровоподтеках, один глаз заплыл, а рот разорван. Дмитрий в отчаянии наклонился к ней и услышал, как она прошептала ему:

— Ретте майне тохтер.[57]

Не поняв ни слова, но, каким то звериным чутьем сообразив, что она сказала, княжич заглянул в карету и увидел на дне ее съежившуюся от страха девочку лет пяти. Схватив ребенка на руки и прижав ее голову так, чтобы она не видела, что случилось с ее матерью, Щербатов вылез наружу и наткнулся на горящие безумием глаза Телятевского. Лыковские холопы хорошо его знавшие позволили ему и его людям приблизиться.

— Отдай мне ее, — прошипел дворянин.

— Не отдам, — решительно отказался Дмитрий и вдруг нашелся, — князь Борис Михайлович велел ее привезти!

— Врешь!

— Пойди, спроси у него.

Глаза бунтовщика на мгновение потухли, но затем на лице проснулось понимание, и безумный взгляд снова ожил.

— Бей немчуру! — заорал он своим спутникам и побежал в сторону иноземной слободы.

Сообщники с радостными криками последовали за ним, а следом потянулись и остальные. В Москве разгорался бунт.

Немного отъехав от места происшествия, Дмитрий велел холопам возвращаться назад, а сам погнал коня прочь. Поначалу он не разбирал дороги, но опомнившись, сообразил, что дорога привела его на знакомую улицу в стрелецкой слободе. То, что девочку нельзя отдавать в руки дядюшки, молодой драгун прекрасно понимал. Но вот что с ней делать самому? Пропустив в нерешительности тарахтевший по бревенчатой мостовой колесами возок, княжич вдруг услышал знакомый насмешливый голос:

— Ой, гляньте-ка, какой кавалер, — звонко воскликнула Машка, заметившая Щербатова. — Не иначе опять что-то потерял!

Тот обернулся и обомлел, на возке сидели горожанки, в одной из которой он с изумлением узнал лишившую его сна боярышню Вельяминову. Правивший повозкой мужик, подозрительно косясь на драгуна понукал лошадку и они непременно проехали бы мимо, но молодой человек стряхнул оцепенение и неожиданно хриплым голосом выдавил из себя: — помогите!

— Чего тебе? — Строго спросила Алена, также узнавшая незадачливого ухажера.

— Помогите, — повторил Дмитрий, и распахнул полу плаща, открыв доверчиво прижавшуюся к нему девочку.

— Что это? — Воскликнула Авдотья и велела вознице остановиться.

— Девочка, — выдавил из себя княжич.

— Да уж вижу, что не кошка, непутевый, взял то ее где?

— Спрятать ее надо.

— Это еще зачем? — Нахмурилась стрельчиха, — неужто украл дитя, да еще в немецкой одеже…

— Да господь с вами, напали на ее родных тати, еле отбил. Опасаюсь теперь, как бы не нашли…

— Да это же Марта! — Закричала Машка.

— Какая такая Марта?

— Как какая, — изумилась девочка глупому вопросу, — Лизки Лямкиной дочка!

— А ты почем знаешь?

— А вот знаю!

— Это точно она? — Строго спросила Алена у Щербатова.

— Она, — наклонил голову княжич.

— А мать ее где?

— Говорю же — тати напали…

— А сам ты там, как оказался?

— Случайно…

— Ну-ка давай ее сюда!

Драгун не прекословя отдал девочку боярышне. Та, бог знает что себе вообразив, громко заплакала, но Алена тут же обняла ее и принялась успокаивать.

— Что в городе то творится? — встревожено спросила Авдотья.

— Бунт, — коротко ответил Дмитрий, — кто-то народ баламутит. Кричат что немцы государя предали и пошли Кукуй громить.

— Охти! Да это же близко совсем…

— Иноземную слободу хорошо охраняют, — рассудительно заметила Алена, продолжая качать девочку, — как бунтовщиков отобьют, так они в разные стороны кинутся — грабить. Могут и до нас дойти.

— Спаси и сохрани Царица небесная! Да неужто нас не защитят?

— Кабы здесь батюшка был, — снова подала голос Машка, — так он бы враз всех татей разогнал, а так…

— Надо в дом быстрее возвращаться, там и стены помогут, — прервала их боярышня и обернулась к княжичу, — а тебе, добрый молодец, спасибо, что дитя уберег. А теперь скройся и никому об том ни говори, даже под пыткой. А когда государь вернется, тогда и откроешься. Но только самому государю, или брату моему. Михальскому еще можно, или Пушкареву, а больше ни-ни! Даже если на съезжую угодишь!

— Все сделаю, как скажешь, Алена Ивановна, — поклонился тот.

— Ступай с богом!

— А ты почему думаешь, что он на съезжую угодить может? — Удивленно спросила Авдотья, проводив глазами ускакавшего драгуна.

— Да потому что полк его в войске государевом, а сам он за чем-то в Москве оказался, — пожала плечами девушка. — Да еще и рядом с Лямкиной, когда на нее напали.

— Так может по службе…

— Вот там и спросят, что за служба такая.

— Это что же, Лизку убили? — Снова влезла в разговор Марьюшка.

— Ой, а ведь и верно, горюшко то какое, — запричитала стрельчиха, но затем резко остановилась и накинулась на дочку: — а ну говори, откуда ты знаешь, как Лизкина дочка выглядит?