Царь-Север

Он ждал пилотов. Сначала он топтался около дорожки, ведущей на лётное поле, а затем вернулся к деревянному крыльцу аэропорта. Он уже хотел зайти вовнутрь и уточнить по поводу полёта, но в это время двери вдруг открылись – едва не ударили в лоб.

Вышел одни из пилотов – сухощавый, с тёмными насмешливыми глазами – Эдуард Архангельский, по прозвищу Архангел. Постояв на крыльце, посмотревши на горы в дымке, Архангел спросил, закуривая:

– Ты, что ли, с нами полетишь?

– Я не знаю, с вами, или нет… – Парень головою покрутил, посматривая по сторонам. – Мне сказали, что Мастаков…

– Значит, с нами. Командировочный? – Лётчик снисходительно посмотрел на парня. – Первый раз на Крайнем?.. Как зовут?

– Тиморей.

– Что за имя такое? Заморское.

– Обыкновенное. Тимофей. Просто в документах одна буква оказалась «пьяная», вот и получилось…

– Ясненько. – Пилот лениво выпустил длинную дымную струйку. – Ты, говорят, художник?

Тиморей смущенно улыбнулся. Посмотрел на пальцы, кое-где испачканные красками.

– Художник – это громко сказано.

Архангельский, вздыхая, неожиданно спросил:

– Ты в церковь-то сходил?

– Я? – Парень растерялся. – Нет. А зачем?

Отстрелив окурок от себя, «Архангел» посмотрел по сторонам, чуть наклоняясь к Тиморею.

– Этот новый командир, между нами, девочками, говоря… – Он оглянулся на дверь. – Ладно. Кажется, идут. Слышь, парень, ты молчи! Я ничего тебе не говорил. Не продавай меня.

Лёгкое чувство тревоги вселилось в душу Тиморея. Он хотел что-то спросить у «Архангела», но тут перед ним появился молодцеватый, бравый командир вертолёта. Командир был серьёзен, чуточку хмур, однако в глубине его отважных глаз – будто бы смешинка затерялась.

Они прошли к оранжевой вертушке, которая только издалека могла показаться оранжевой. Много раз подкрашенная за годы эксплуатации на полярных широтах, вертушка была вся в заплатках: тут гранатовый цвет, там лососевый, а здесь кожура апельсина…

– Извините… Кха-кха… – как бы между прочим поинтересовался парень, прежде чем забираться в кабину. – А вы давно уже летаете на Севере?

– Да столько же, сколько на Юге, – спокойно сказал командир. – Это мой первый полёт. Проходите. Или вас что-то смущает?

Кисточки бровей у парня дрогнули.

– Нет, почему? Всё нормально. – Переступая через мешки, через ящики, Тиморей забрался в полутёмное прохладное чрево вертолета. «Вот это повезло! – Он покосился на командира. – Седой, а всё ещё молодой, в новичках».

Командир отвернулся, делая вид, что поправляет фуражку, и парень не успел заметить озорные огоньки в глазах Мастакова.

«Интересно, – подумал парень, – такое ощущение, как будто мы знакомы. Но где же, где я мог видеть его? Откуда мне знакомо это колоритное лицо? Натюрморда, как сказал один великий живописец…»

В кабине защёлкали какие-то кнопочки, тумблеры. Винты засвистели, раскручиваясь. Чахлая полярная трава с небольшим вкраплением чахленьких цветов затрепетала по краям взлётной площадки. Пыль и даже каменная крошка – взметнулись, покатились кувырком. Корпус вертолета угрожающе задрожал и покачнулся – многотонная махина оторвалась от земли. И вдруг…

Мастаков, подтверждая, что он «новичок», неуклюже поднял вертолёт и повёл, повёл, как тот водитель, у которого сзади машины написано: «Осторожно! Путаю педали!» Потоптавшись по воздуху, приседая и взмывая вверх, то и дело «путая педали», Ми-8 прошёл над рекой – вода покрылась крупными морщинами. На берегу вертушка наклонилась – мордой чуть не сунулась в верхушки ближайших лиственниц.

Тиморею стало не по себе. Молодой сухощавый «Архангел» вышел из кабины. Тревожно посмотрел на пассажира.

– Не тошнит?

– Нормально. А чего он так летит? Сикось-накось…

Эдуард поплотнее закрыл за собою дверцу кабины.

– Козёл потому что! – сказал раздраженно. – Вместо него я должен был… У меня есть опыт работы в условиях Крайнего Севера. А этот… Видишь?! Кто так летает? Так и разбиться недолго… Тьфу, тьфу!

У Тиморея под ложечкой противно засосало.

– А как же это… Как ему доверили?

– Волосатая лапа.

– Чего?

– У него там свои люди! – Архангельский глазами показал наверх.

– Странно.

– А что тут странного, Тимоха? Или забыл, где живёшь? Всё по-русски. На авось.

– Что вы хотите сказать?

– Авось долетим…

– Ну, спасибо.

Сухощавый Эдик прикусил губу, чтобы улыбка не расползалась.

– Парашют надень на всякий случай.

Художник изумленно вскинул кисточки бровей.

– Парашют? А где он?

– Вон, под лавкой… Ты с парашютом когда-нибудь прыгал?

– Не приходилось.

– Прыгнешь, – уверенно «утешил» Архангельский. – Вот кольцо. Высота небольшая, поэтому надо дергать сразу. Да ты не волнуйся. Я думаю, всё обойдется. Это так – на всякий пожарный…

Сделав скорбное лицо, Архангельский ушёл в кабину, умышленно оставляя дверцу незакрытой. Пилоты несколько минут сидели в креслах и «подыхали» со смеху, украдкой наблюдая, как Тиморей запрягается в лямки рюкзака, набитого крупою и мукой.

Потом вертолёт неожиданно перестало бросать. Это, видно, потому, что Мастаков доверил штурвал сухощавому Эдику, имеющему опыт работы в условиях Севера. Так подумал Тиморей, когда увидел командира, выходящего из кабины.